Онлайн книга «Танец духов»
|
Однако на присяжных эта аргументация не произвела впечатления. Они признали Уилсона виновным в подстрекательстве к убийству. А поскольку речь шла об окружном прокуроре, за пару опрометчивых фраз Уилсона швырнули в одиночку одной из двух тюрем сверхстрогого режима, предназначенных для самых опасных преступников, на совести которых были десятки или, в случае террористов, сотни жертв. Никакого общения — даже с охранниками. Пищу подсовывали, как диким зверям, через лючок. Свет в камере горел двадцать четыре часа в сутки вопреки конвенции ООН об охране прав заключенных. В стене не было даже маленького окошка. Каменный мешок с койкой, раковиной, сортиром и вмурованным в стену телевизором, который показывает только самые невинные программы. Да, подумал Берк, недаром отменили проект построить еще четыре подобных тюрьмы. Может, у кого-то совесть проснулась. Или просто денег пожалели… У Берка были стандартные представления об американской тюрьме: общая столовая с сытной здоровой едой, спортивный зал, где заключенные работают с «железом», футбольное поле под открытым небом, а то и гаревые дорожки для легкой атлетики. В тюрьме города Флоренс, штат Колорадо, этим и не пахло. В народе ее называли «Алькатрас в Скалистых горах». Что и говорить, судьба круто макнула Уилсона в дерьмо — и оставила его там на месяцы, и месяцы, и годы… Немыслимое потрясение для человека, перед которым открывались блестящие перспективы. Берк поежился. С таким опытом Уилсон действительно опасен. Что там в его душе произошло — одному Богу известно… Изучая найденные материалы, Берк делал выписки, а в заключение занялся поиском телефонов прокуратуры Сан-Франциско, адвоката Джил Эппл и «провокатора» Робби Мэддокса. От идеи найти Робби Мэддокса он отказался практически сразу. Его имя не числилось ни в одной базе данных. Может, он уже и не живет в Сан-Франциско. А человека, который по роду своей деятельности не спешит «светиться», искать по всей стране — умаешься. Созио, как выяснилось, работал на прежнем месте, хотя уже поднялся до чина окружного судьи. Удостоиться аудиенции у такой «шишки»… Оставалась только Джил Эппл. На нее он вышел старомодным проверенным способом — через телефонное справочное бюро. Заранее продумав «легенду», он представился сотрудником журнала «Харперс мэгэзин». И смело назвал свои статьи и номера, в которых они были опубликованы. Ложь заключалась лишь в том, что он был автором не текстов, а фотографий. К Джил Эппл он обращался в связи с запланированным очерком о жертвах «Закона об охране секретных технологий» — слышал, что она участвовала в одном любопытном процессе… — А, помню, помню! — воскликнула Джил. — Джек Уилсон! — Совершенно верно. У Джил был приятный дружелюбный голос с южным акцентом. — А вы с самим Джеком уже говорили? Ездили к нему в тюрьму? — Тут она спохватилась и быстро исправилась: — Простите, он уже наверняка на свободе… — Да, я в курсе. И поэтому у меня проблема — как его найти? Я надеялся, что вы… — К сожалению, я помочь не могу. Мы больше не контактируем. — Почему? — Я сражалась за него со всем энтузиазмом, подавала апелляцию… Но потом… словом, он стал совсем другим. И наши дружеские отношения прервались. — Она искренне вздохнула. — Я читал, через что он прошел, — сказал Берк. — Нетрудно понять, отчего он сильно изменился. — Да, что и говорить, душераздирающая история. Не знаю, до какой степени вы информированы о его жизни. Он достиг столь многого и таким молодым — и вдруг такой конец. Печально. И несправедливо. Ну и, конечно, глупое стечение обстоятельств. — Что вы имеете в виду под глупым стечением обстоятельств? — осторожно спросил Берк. — За месяц до процесса Джека в зале суда в Сан-Хосе какой-то псих начал палить из пистолета: убил судью, судебного пристава и популярного молодого адвоката, а потом сам застрелился. — Как он ухитрился пронести в помещение суда пистолет? — Подробности не знаю. Но это был «глок». У него много неметаллических частей. Когда он разобран, нужен специальный опыт, чтобы опознать его на пропускном сканере. Думаю, преступник собрал пистолет в туалете — и случилось то, что случилось… Джека Уилсона угораздило сидеть именно в Сан-Хосе, где прокуратура была еще не в себе после той трагедии. Ну и под горячую руку устроили практически показательный процесс: кто злоумышляет против слуг закона, тому никакой пощады! — Я читал распечатку магнитофонного разговора, который был единственным вещественным доказательством. Он мне показался… — …уверена — полной чепухой! Потому что этот разговор и был полной чепухой. Уилсон, естественно, ошалел от того, что у него отняли дитя долгого труда и бросили в камеру предварительного следствия. Он рвал и метал, в злобе болтал черт знает что. Но чтобы он всерьез планировал убийство?.. Бред! А горе-свидетель даже на вид был нестерпимо скользкий тип. Как там его звали? Нет, не вспомню… — Вы имеете в виду Мэддокса? — Правильно, Мэддокс. Такая скотина… Не счесть, сколько раз его арестовывали. Профессиональный сиделец. А Джек попал за решетку впервые. Легкая добыча для такого, как Мэддокс. И он свое счастье не пропустил. — Почему Уилсона не освободили под залог? У него ведь не было раньше судимости или неприятностей с законом! — Его арестовали под выходные, потом возникли формальности, затянувшие процедуру освобождения под залог. А тут подвернулся проклятый Мэддокс… Да, как я уже говорила, жуткое невезение. Жутчайшее… — Значит, вы полагаете, что Мэддокс его просто использовал? — Да, подставил. И не случайно, что в записи беседы Уилсона и Мэддокса до момента пресловутого сговора нельзя понять ни слова. Как Уилсон пришел к такому разговору об окружном прокуроре? Сам — или Мэддокс искусно распалил и подвел? У нас было большое подозрение, что Мэддокс сознательно до поры прикрывал микрофон. Однако судья с порога отверг эту версию. — А Уилсон давал показания в суде? — спросил Берк. — Да… и оказалось, зря я его допрашивала перед присяжными. Он, конечно, личность харизматическая. Плюс красавец. Любое сердце открывается ему навстречу. Но в суде, под присягой… он был ужасен. Я заранее велела ему смирить гордыню, выглядеть жертвой, бить на жалость. А он вопреки моим наставлениям держался надменно, разразился филиппикой против гнилого общества, выказывал презрение к присяжным… Какой-то кошмар! — И вы его не прервали? — Пробовала. Куда там, его понесло… А обвинитель был, конечно, рад и подначивал его на новые и новые заносчивые выходки. В результате Уилсон выдал заявление, что никакие присяжные в мире не имеют права судить его, ибо он выше их и любого закона. — Джил Эппл помолчала и добавила: — Это называется «все, тушим свет!». |