Книга Завет Христа, страница 25 – Ульрих Хефнер

Собственно, Штефан Буковски с нетерпением ждал дня выхода на пенсию, так как все изменения, которые произошли в полиции за последние десятилетия, отнюдь не улучшили положение дел. Совсем наоборот. Из года в год, от программы к программе, от реформы к реформе все становилось только хуже.

Лифт резко остановился на четвертом этаже. Под крышей располагались лишь архивы и несколько технических лабораторий. Двери со скрежетом раскрылись, и Буковски выскочил в коридор. Кабинет президента, фрау доктора Аннемари Гагедорн-Зайферт, находился в конце длинного коридора. Входная дверь была, как всегда, заперта. Единственная дорога в центр власти вела через приемную. Буковски иногда шутливо называл эту часть этажа «пыточной», ибо где еще можно найти и плаху, и экспонаты кунсткамеры?

Он постучал. Резкое «Секунду!» заставило его замереть на месте.

Буковски скривил губы, сделал глубокий вдох и опустился на один из стульев, расставленных вдоль стены напротив двери, как в приемной стоматолога.

Прошло десять минут, прежде чем секретарша, бледная дама лет тридцати пяти с прической, напомнившей Буковски пучок обесцвеченной веревки, просунула голову в дверь.

— Господин Буковски, — произнесла в нос женщина. — Президент уже ждет вас.

— Так же, как и я, — вздохнул Буковски и встал.

Секретарша переправила Буковски с одного берега своей империи на другой и ввела его в просторный кабинет госпожи Гагедорн-Зайферт. Президент сидела за письменным столом и только на мгновение оторвала взгляд от бумаг, когда Буковски вошел. Он знал, что фамилия Зайферт принадлежала покойному президенту Берлинского апелляционного суда и по совместительству ее супругу, и она по-прежнему добавляла его фамилию к своей девичьей, как некий титул. В свое время их союз можно было назвать скорее объединением двух людей, получивших университетские дипломы, чем браком, поскольку тогда уважаемая госпожа Гагедорн большую часть времени проводила в Берлине, где работала статс-секретарем в Баварском министерстве по федеральным и европейским делам.

Буковски посмотрел на низкорослую полную женщину с темными завитыми волосами, свою ровесницу, и сразу вспомнил, почему он ни во что не ставит супружескую жизнь и так и не женился.

— Садитесь, господин начальник отдела, — приказала президент своим пронзительным и безличным голосом.

Буковски опустился в кресло перед массивным письменным столом из красного дерева и стал терпеливо ждать, когда начальница закончит изучать документы.

Она подняла глаза.

— На вас поступила жалоба, господин начальник отдела, и я вынуждена заметить, ваше поведение так же неприятно удивило меня, как и начальника управления полицейской инспекции в Вайльхайме.

— Называйте меня просто «господин Буковски», — попросил ее Буковски, — я не придаю никакого значения своей должности.

Выражение лица президента стало неприветливым.

— Как пожелаете, однако, господин Буковски, есть ряд должностей, которым нужно бы придавать значение. Итак, как я должна понимать ваше пренебрежительное и неколлегиальное поведение?

Буковски пожал плечами.

— Может, скажете мне сначала, о чем именно идет речь? А потом я уже объясню свое поведение.

Госпожа Гагедорн-Зайферт взяла из папки документ и протянула его Буковски.

— Вы пытались добиться эксгумации умершего священника и при этом ссылались на серьезные ошибки, допущенные во время следствия нашими коллегами из Вайльхайма. Разве нам не нужны уголовно-процессуальные основания и факты, бросающие подозрение в совершении преступления на определенных лиц, чтобы выдвигать подобные требования?

— Я работаю над двумя убийствами в церковной среде, и у меня достаточно оснований подозревать, что священник, о котором здесь идет речь, также был убит. Наши коллеги из Вайльхайма и судмедэксперт работали небрежно и расследовали дело, а соответственно, и осматривали труп весьма поверхностно.

— А разве нельзя было просто изложить ваши основания вместо того, чтобы пятнать нашу репутацию в отношении судопроизводства? Господин начальник отдела, мы так не работаем. Мы не обсуждаем поведение наших коллег, а поддерживаем правопорядок. Я прошу вас придерживаться инструкций и моих приказов для служебного пользования, иначе я буду вынуждена начать в отношении вас дисциплинарное дознание.

— Госпожа Гагедорн, — громко заговорил Буковски. — Я чувствую, когда что-то воняет, и меня раздражает, когда наши коллеги ведут себя небрежно и проводят расследования, отступая от надлежащего порядка. Думаю, это не я заслуживаю наказания, а наши коллеги и этот всеведущий судмедэксперт, которого давно уже пора отправить на пенсию.

— Будьте любезны обращаться ко мне «фрау доктор Гагедорн-Зайферт». И не кричите в моем кабинете. Я все сказала! Берегитесь, Буковски. Это уже не первая жалоба на вас. Ваши методы в высшей степени сомнительны и совсем не современны. Или вы, возможно, полагаете, что вас отозвали из Гааги и перевели в мое ведомство потому, что вы были превосходным сотрудником? Да им просто повезло, что по возвращении в Германию вы нашли себе новое место работы. Так что поразмыслите о своей должности и уясните, на каком вы свете. Иначе вам вскоре придется по-настоящему со мной познакомиться.

Буковски встал.

— Поймите, госпожа президент, я точно знаю, на каком я свете. Мне тут еще три года работать, и даже вы не сможете выкинуть меня на улицу. Кстати, я холостяк и намерен им остаться. Я совершенно не заинтересован в более близких знакомствах, и уж тем более — с вами.

Президент ошеломленно смотрела на Буковски, не в силах произнести ни слова, а он просто встал и вышел.

— Прекрасного вам дня, — шепнул он секретарше, в растерянности стоявшей у стола. Очевидно, она все слышала.

На обратном пути он предпочел пойти по лестнице. Он чувствовал себя свободным, и его настроение улучшалось с каждой ступенькой. Он давно уже хотел сказать начальнице, что он о ней думает, и сегодня воспользовался подвернувшейся возможностью. В свой отдел на втором этаже он вошел улыбаясь.

Лиза Герман сидела за письменным столом и подняла глаза, когда Буковски проходил мимо нее.

— Вижу, выволочка не пошла тебе на пользу, — заметила она.

— Я чувствую себя великолепно, — возразил Буковски, проходя мимо. — Я всегда знал: женщинам место у плиты, а не в офисе.

Он исчез в кабинете и захлопнул за собой дверь, отгородившись от изумленной Лизы Герман.

Через полчаса постановление суда о проведении эксгумации умершего священника церкви в Висе вылезло, жужжа, из факса. Лиза Герман встала и достала бумагу из лотка. Широко раскрытыми глазами она просмотрела факс.

— Я не понимаю… этот тип… и как ему только удалось… — заикаясь, произнесла она.

— Если я делаю что-то, то делаю правильно, — ответил Буковски, незаметно появившийся из кабинета, и забрал у нее постановление. — Передай криминалистам — я хочу, чтобы у могилы стоял фотограф. Или мне и это тоже самому делать надо?