Онлайн книга «Американский герой»
|
Линк поражен прекрасной координацией своего сына и тем, как тот замечательно общается, хотя и коверкает слова. Он даже умиляется его воплям, которые Дилан издает всякий раз, когда не получает желаемого, и от которых чуть не лопаются микрофоны. Для Линка это явно приятная неожиданность. И он ведет себя как образцовый папаша в рекламном ролике. Но Джекки не упускает случая воспользоваться этим в своих интересах и заявляет, что он удивлялся бы меньше, если бы больше проводил времени дома и почаще занимался со своим единственным сыном. А также больше бы обращал внимания на свою жену. Это классические обвинения женщин. Возможно, в этом есть доля истины. Но лично я не знаю, сколько времени мужчина должен проводить дома. Неужели, если Мэгги забеременеет и у нас родится ребенок, с нами будет то самое? Но потом они мирятся, и все снова идет хорошо. Конечно, без особой страсти, но и не так, словно они завтра собираются разводиться. За обедом Линк говорит Джекки, что он очень рад тому, что они пытаются восстановить отношения, и благодарит ее за это. — Я люблю своего сына, — говорит он. — И я люблю тебя. Мы запутались. Прости меня. Я знаю, что тоже в виноват в этом. Но мы еще можем вернуться назад и снова полюбить друг друга. Я чувствую это. — Хорошо, что ты это сказал, — отвечает Джекки. — Для меня это тоже очень важно. Затем наступает тишина. И до меня доносятся какие-то еле различимые звуки. Я не могу догадаться, чем они занимаются, а потом понимаю, что они курят какой-то наркотик. Джекки начинает хихикать. Линк издает самодовольный смешок. Они выходят из комнаты, и я перехватываю их уже в спальне. Джекки уговаривает его сделать еще одну затяжку. — Это будет нечто совершенно особенное. Ты улетишь. Никто тебя не знает, Джон Линкольн, так, как знаю тебя я, — чуть позднее добавляет она, — и никто не сможет заниматься с тобой любовью так, как это смогу я. — У меня нет видео, я могу ориентироваться только по звукам, но думаю, она привязывает его и начинает растирать его тело ароматическими маслами. Потом она заявляет, что намерена заниматься этим долго, и я отдаю наушники Мэгги, а сам спускаюсь вниз и завариваю свежий кофе. Потом разливаю его по чашкам и, прихватив бренди, снова поднимаюсь наверх. — Как странно слушать других, как прослушивали нас, — замечает Мэгги. — Правда? — Мы допустили несколько ошибок. — Да? — Мы все время помнили о микрофонах. Все гораздо… сумбурнее. И скучнее. Думаю, наши записи были гораздо интереснее. Наверное, подпольный рынок ими уже завален. — Тебя это волнует? — Может, и волновало бы, если бы эти записи были настоящими. — Действительно не волнует? — Это моя профессия. Я демонстрирую разные части своего тела. Я изображаю оргазмы и воспроизвожу соответствующие звуки. Фокус заключается в том… — В чем? — Не знаю. В разное время я делала разные вещи. Я всегда хотела сыграть сцену, которую делает Джейн Фонда в «Клюте». Она смотрит на часы через плечо парня, которого обнимает. — Почему? В этом и заключается правда? — А если бы заключалась, тебе бы это не понравилось? — Нет. Джекки занимается тем, о чем мечтают посетители хорошего борделя в Бангкоке, — фокус с бусами и всем остальным. И Бигл кончает, издавая крики. Довольно впечатляюще. Потом надолго наступает тишина. Он летит в космосе, а когда возвращается, сообщает о том, как это была потрясающе. — Что это? — спрашивает он через некоторое время. — Получите и распишитесь, Джон Линкольн Бита, — отвечает Джекки. Классическая фраза при вручении повестки в суд. И мы догадываемся, что именно это она и делает. Жаль, что мы не можем увидеть этой смехотворной сцены. — А? Мэгги трясется от смеха. Ей далее не надо повторять «Я ведь тебе говорила». — Я развожусь с тобой. — Что? — Мне что, произнести по слогам? — Почему? Я думал… Дилан… Ты же только что… — Я хотела, чтобы ты знал, чего ты лишаешься. — Джекки… — Пошел к черту, Джон Линкольн… — Что я сделал не так? — Ах, что ты сделал не так? Где, черт побери, ты был последние полгода? А? — Я работал. — Над чем ты работал? — Над фильмом. — Каким таким фильмом? — Ты знаешь, что я не могу тебе это сказать. — А тогда я не могу быть твоей женой, и ты больше никогда не увидишь сына. — Может быть, мы поговорим об этом утром? — Утром можешь поговорить сам с собой. Я уезжаю. Вместе с твоим сыном. А если ты попробуешь остановить нас, тебя арестуют за угрозу действием. — Ну послушай, я не собираюсь тебя насиловать. — До свидания. — Подожди. — Что? — Что мне надо сделать, чтобы ты успокоилась? — Я не знаю, над чем ты там работаешь, но неужели там нет для меня роли? — Нет, но… — Ну естественно… — Джекки… — Все нормально. Можешь не включать меня в свою таинственную картину. Только скажи мне — ты когда-нибудь думал о ком-нибудь, кроме себя? Тебе когда-нибудь приходило в голову позвонить своему другу Хартману и напомнить ему, что рука руку моет? И если ты можешь приглашать в свои фильмы других сук, то мужья и отцы этих сук вполне могут заняться подыскиванием ролей для меня. — Я сейчас работаю над… — Пошел ты к черту! — Если бы ты поняла… — Просто запомни — для того чтобы встречаться с сыном… — …Что я сейчас делаю… — …Тебе придется быть очень, очень хорошим… — …Я занимаюсь режиссурой действительности… — …И очень щедрым. — …Реальной жизни. — Реальной жизни. Потрясающе! — откликается Джекки. — Так и есть. Я буду снимать войну. Настоящую войну. — Такую же настоящую, как и наш развод. Бигл снимает трубку телефона и набирает номер. — Я тебе докажу. — Алло? — Китти, — говорит Бигл. — Ты знаешь, который сейчас час? — И хочу тебе напомнить… — продолжает Джекки. — Нет, не знаю, — отвечает Бигл. — Тебе придется съездить в офис. — Сейчас? — Да, сейчас, — отвечает Бигл. — …Что ты потеряешь. — Но сейчас уже начало двенадцатого. Одиннадцать одиннадцать. |