Онлайн книга «Кактус Нострадамуса»
|
Трошкина присвистнула. Свист был тихий, печальный, бесследно растворившийся в зловещей тишине. Так уныло и обреченно свистят на плите чайники одиноких стариков, к которым никто никогда не приходит на посиделки с пирогами. Мне не нужно было объяснять, что означает этот свист, я и сама понимала: маловероятно, что кто-то найдет кассира Поливанко живым и здоровым. Похоже, те пугающие снимки, которые прислали Лизоньке, никакая не постановка. Проверяя себя, я проговорила вслух: – Поливанко связался с преступниками и помог им ограбить банк, а они его избили и убили, утопив, как котенка, в ведре. Возможно, не хотели делиться награбленным или просто пытались оборвать ниточку, за которую непременно потянет следствие. Это понятно. Непонятно, зачем пошаговые фотографии убийства Поливанко прислали Лизоньке? – Неужели Лизонька тоже как-то связана с преступниками? – усомнилась Алка. – Такая приличная дама, жена банкира… – Вот оно! – я громко хлопнула в ладоши. Чернокудрый официант, пробегавший мимо нас с подносом, резко затормозил. – Это была моль! – с претензией сказала я в ответ на безмолвный вопрос в его больших сливовых глазах. – Пойдем отсюда, Алка, тут не чисто. – Да, дело нечисто, – согласилась Трошкина, послушно семеня за мной к выходу. На ступеньках я подхватила низкорослую подружку под руку, чтобы подтянуть ее повыше, и зашептала ей в ухо: – Трошкина, тут все связано! – Я бы даже сказала – сковано! – задергалась Алка, пытаясь вывернуться из моих цепких рук. – Пусти, мне неудобно! Ты вывихнешь мне плечо! – Я себе чуть мозги не вывихнула! – фыркнула я, отпуская хныксу. – Подумаешь, плечо! Трошкина, а ты знаешь, какая у Лизоньки фамилия? Случайно не Горохова? – Не знаю, а что? Это важно? – Отдай мой телефон. Я забрала у Алки свой мобильник, позвонила домой и без предисловий спросила Зяму, удачно снявшего трубку: – Зямка, покойница Лизонька была замужем за Гороховым, да? – Да, а что? – За тем Гороховым, который президент «Бетабанка»? – Да, а что? – Понятно. Я выключила телефон и со значением посмотрела на Алку. Судя по выпяченной челюсти и наморщенному лбу, она ухватила суть и гениально сформулировала ее: – Значит, Лизонька, которая утонула в бассейне, была супругой президента банка, который был ограблен при содействии кассира Поливанко? – Да, а что? Мне было интересно, какие она сделает выводы. – Ты не думаешь, что мы должны передать следователю телефончик Лизоньки с фотографиями Поливанко? – По-хорошему, надо бы, – неохотно согласилась я. – Но что-то внутри меня говорит о том… – Это не внутренний голос, это твой мобильник, – невежливо оборвала меня Алка. – Может, ответишь? И я ответила: – Да, а что? – Милая, – обласкал меня голос любимого мужчины. – Где ты? Нам нужно встретиться, и срочно. – Да, а что? В смысле, что случилось? – Нечто крайне важное, но это не телефонный разговор. Я сейчас приеду, ты где? Я занервничала. Нельзя сказать, что у Дениса не возникает желания проводить время с любимой девушкой. Возникает, и еще какое! Но так внезапно? И в служебное время? – Тут что-то не так, – предупредил меня внутренний голос. Я сморщила нос – это у меня гримаса глубокой задумчивости. – Кто это? – преувеличенно артикулируя, одними губами спросила Трошкина, встревоженная моим беспокойством. Я указательным пальцем нарисовала в воздухе две пятиконечных звезды – погоны майора. Догадливая Трошкина кивнула и так же беззвучно спросила: – И что? – Ты хочешь знать, где я сейчас нахожусь? – повторила я специально для Алки. – Едешь в Бурково, – шепотом подсказала она. – Везешь рассаду, а он такой гад. – Я-то сейчас еду на дачу в Бурково, – признательно кивнув подружке, ответила я, от слова к слову добавляя в голос желчи. – Везу рассаду для папулиного парника, спасибо Трошкиной, она мне помогает. Ведь ни ты, ни Зяма не смогли найти время, чтобы это сделать, такие занятые оба – просто нет слов! Денис пристыженно кашлянул и спросил, когда я вернусь. – Поздно! – злорадно ответила я. – Ты уже спать будешь. – Ни в коем случае, я без тебя не усну, – заверил меня милый. – Что ж, до вечера. – Не знаю, в чем дело, но мне не понравился тон, каким он со мной разговаривал, – пожаловалась я Трошкиной. – И обещание не спать в ожидании нашей встречи тоже не порадовало. Явно намечается какой-то сеанс черной магии с последующим ее разоблачением. Ты не помнишь, не делала ли я в последнее время чего-то особенно плохого? Алка пожала плечиками. – Вот и мне кажется, что все было в пределах нормы, – сказала я, открывая зонт: дождь все-таки пошел. – Интересно, почему взъерепенился Кулебякин? – Мужчины! – философски заметила Трошкина. Ося, Лиля и Петя смогли собраться на военный совет только вечером, после работы. Скликала соратников Лилечка – она единственная увидела утром анонс, которым беспринципные телевизионные деятели поставили трех друзей вне закона, объявив награду за их головы в цветных балаклавах. – Это подло! – возмущалась Лилечка, заламывая руки и роняя печенье. – Нас подвергли гонениям, и за что? – За кражу? – предположил простодушный Ося. – Как ни крути, а мы украли у старика Батюшкина его рукопись. – О его рукописи по телевизору не сказали ни слова, – возразила Лилечка. – И о самом Батюшкине, кстати, тоже. Его-то не ищут! – Потому что он жалкий бумагомаратель, – фыркнул в свою чашку Петя. – А мы с вами – яркие личности! Я знал, что история нас рассудит, но не думал, что это случится так быстро. – Лучше бы это случилось попозже, – плаксиво сказала Лилечка и мучительно хрустнула то ли пальцами, то ли печеньем. – Желательно уже после нашей смерти! – И умереть тоже хотелось бы попозже, – добавил честный Ося. – А что до ярких личностей, то это нас и погубит. Ко мне сегодня приходил главреж, интересовался цветными балаклавами для спектакля «Мадонна в маске». Боюсь, он тоже видел утренний ролик и узнал наш реквизит. – Нас вычислят! – огорчилась Лилечка. – Затравят собаками, поймают и будут беспощадно и несправедливо судить! – Осудят, посадят в узилище, предадут мукам! – с пугающим энтузиазмом подхватил Петя. – И наши товарищи будут собирать для нас средства, носить нам в тюрьму передачи, стоять в пикетах с плакатами в поддержку узников совести и поминать нас на митингах. А наши имена станут символами освободительного движения! |