Книга Заговор, страница 113 – Джонатан Рабб

— Просто человеческая жизнь, — ответил Ксандр, — только и всего.

— О, понимаю, — кивнул Ландсдорф. — А жизнь, вами отнятая, это оправданно? Того человека в поезде из Франкфурта?

— Если вы не видите разницы… я защищался.

— А я защищал кое-что несоизмеримо большее, нежели одна жизнь. Как легко вы вошли в роль моралиста. Думаю, она вам не подобает.

— Вероятно, потому, что она не вяжется с тем, что заведено в вашей обычной компании.

Улыбка исчезла. Ландсдорф снова взялся за спаржу.

— И с Гансом то же самое, и с Кларой?

— К тому времени речь уже шла о безопасности… впрочем — да. Мне нужно было знать, что вы нашли. Миссис Губер была… наиболее очевидным шансом. Я знал, что вы ей все перешлете. Смерть же ее была… оплошностью. Возможно, вы несколько утешитесь, узнав, что ответственная за убийство женщина никогда больше не сделает ничего подобного.

— Меня это не утешает.

— Жаль.

Ксандр, помолчав, заговорил:

— Итак, опять все хорошо, и мне остается только оценить манускрипт. Великая честь для моего «гения», если вы считали, что обязаны держать меня за ручку, пока я буду его читать.

— Вовсе нет. Я знаю вас пятнадцать лет, Ксандр. Видел, как крепнет ваш разум, помогал ему укрепляться в верном направлении. Будьте уверены, мне в точности известно, что укрощает вас.

— Вы всегда знали, что мне нужно. Вот в чем беда.

Ландсдорф извлек из кармана перетянутый резинками томик Макиавелли и положил его на стол.

— Я, как и вы, всегда испытывал довольно нежные чувства по отношению к нашему итальянскому другу. Вчерашние записи только подтвердили, что мне и без того было известно. Даже сейчас любознательность все больше и больше распаляет вас…

— Свое мнение по поводу вашего «предвидения» я уже составил, что бы, по-вашему, эти записи вам ни наговорили, и никакие интеллектуальные баталии этого мнения не изменят.

— Ксандр, — Ландсдорф вновь перешел на более задушевный тон, — когда хаос сделает свое дело, вы поймете, почему манускрипт — наша единственная надежда на будущее.

— Наряду с обетованием манипуляции, жестокости, ненависти?

— Смягчите теорию, Ксандр. Вы один сумеете сделать это. Нам обоим известно, что люди никогда не избавятся от агрессивности и от своей предрасположенности к ненависти. Если, с другой стороны, нам удастся найти способ придать этим склонностям положительную направленность, то мы должны взять на себя ответственность сделать это. Вы вот сказали про возможность выбора — согласен с вами. Я говорю вам: хаос неизбежен. Возникает вопрос: если выступим не мы, тогда кто? Военные? Это, как вам известно, наиболее вероятный исход. Ввергните людей в хаос, и пройдет совсем немного времени, как они со всех ног кинутся искать защиты у своих генералов. Вас это больше устраивает? — Старец помолчал. — Вспомните Цинцинната. В нем не было ни любви к власти, ни желания править, но Рим воззвал к его услугам, и он подчинился. Печально, что он так скоро покинул свой пост и генералы вернулись. Ксандр, в вашей власти будет заложить основу и смысл процесса, которым мы укротим худшее, что есть в нас. Не сомневаюсь, вы способны увидеть благородство в такой цели.

— Теми же глазами, какими видят его Вотапек и Седжвик с Тигом? — Ксандр заметил, как тепло уходит из взгляда Ландсдорфа. — Как же глупо с моей стороны было полагать, будто их манит желание власти, а не их «благородство»! — Внезапно какая-то мысль поразила его. — Вот ведь почему они оказались здесь, правда? Вот зачем эти нежданные визиты. Пришло время разобраться, кто у кормила.

— Я говорил, это не должно вас заботить.

— Они так же жаждут, чтобы я принял бразды правления, как и вы?

— Это к делу не относится.

Ксандр улыбнулся впервые за эти дни:

— Вы и в самом деле полагаете, что все это находится под вашим контролем, да? Я, Вотапек, Тиг… Сказано в манускрипте: должно быть так — и, стало быть, так тому и быть. Один добродетельный человек исправляет весь мир. Один человек обращает жестокость и обман в добродетель.

— Вы мыслите нечетко.

— Никогда еще не представлял положение дел более отчетливо. — Ксандр перевел дух. — Теория… вот что это такое. — Он взял в руки томик Макиавелли.

— Нет, Ксандр, вы же знаете…

— Я знаю то (вы меня тому научили), что расценивать это любым другим способом есть безумие. Как бы притягательно сие ни выглядело. И с этим я не буду иметь ничего общего. Ни за что.

— Вы будете…

— Вам придется убить меня, вы это понимаете? — Ландсдорф не ответил. — Тиг? Вотапек? Они вас тоже разочаровали? О, кто же тогда будет выводить нас из хаоса? Вот вам и дилемма.

— Вам нужно время…

— Времени уже нет. Об этом вы позаботились за последние восемнадцать часов.

— Нет! — Ландсдорф сорвался, впервые в голосе его послышались нотки отчаяния. — Я ни за что вам этого не позволю. Когда час придет, вы примете свою роль. Вам нужно время, чтобы тщательнее все взвесить.

Ксандр спокойно отодвинул кресло и встал из-за стола.

— Нет. Этому не бывать.

Швырнул книгу Макиавелли на стол и направился к двери.

— Вы обязательно передумаете, — сказал ему вслед Ландсдорф и добавил: — Да, кстати, собирался вас уведомить. Не будет никаких попыток вмешаться в процесс в последний момент. Мисс Трент мертва.

Ксандр замер на мгновение, стоя спиной к Ландсдорфу. Доставлять старцу удовольствие лицезреть, как отозвались в нем эти слова, он не собирался. Медленно прошел мимо охранника и тут же заметил второго человека, тощего, державшегося в тени. Ксандр сразу его узнал. Антон Вотапек. И понял, что тот слышал каждое слово. Не удостаивая его вниманием, Ксандр пошел дальше по коридору.

* * *

Первая машина отъехала в 19.07, вторая восемью минутами позже. В домике осталась одна Элисон. О'Коннелл что-то говорил про еще какую-то женщину, которая приедет попозже, чтобы за ней присмотреть. Объяснять он не стал — Сара не стала расспрашивать. Каждый участник операции был одет в свитер с высоким воротом и черную вязаную шапочку, наряд скрывал все участки тела. У каждого имелся револьвер, снабженный глушителем и надежно упрятанный в кобуру на поясе. На ремне по бокам свисали ножи, свернутая петлей веревка покоилась под рукой — обычное снаряжение для походов такого рода, которое на сей раз ловко несли люди, хорошо обученные искусству пробираться куда угодно. Сара чувствовала себя неожиданно легко во всем этом облачении, хотя из-за сломанных ребер не могла ничего нести за плечами, даже груз вещмешка был ей не в подъем. Тоби без лишних проволочек сам подхватил ее поклажу.

Было 19.57, когда первая машина остановилась на дороге за полмили до объекта. Трое мужчин и Сара вышли, поджидая, пока О'Коннелл отгонит машину в овраг между шоссе и лесом: пять минут спустя она была укрыта ветками и листвой, а пластиковые отражатели с фар заброшены подальше в лес. Выстроившись вереницей, группа пошла вперед.