Книга Посланник, страница 32 – Дэниел Сильва

Ишервуд открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но Габриэль поднес палец к губам и достал из кармана пальто нечто, похожее на мобильный телефон «Нокия». Это и была «Нокия», но с несколькими добавками, недоступными для обычных покупателей, – такими, например, как многоцелевой фонарик и приспособление, определяющее присутствие скрытых передатчиков. Габриэль снова обошел комнату, на этот раз не отрывая взгляда от панели телефона, затем сел рядом с Ишервудом и, понизив голос, рассказал, зачем ему нужен Ван Гог.

– Для Зизи аль-Бакари? – недоверчиво спросил Ишервуд. – Этого кровавого террориста? Вы уверены?

– Он не подкладывает бомбы, Джулиан. Он даже не делает бомб. Но он оплачивает счета и использует свою деловую империю для облегчения переброски по земному шару людей и материального обеспечения. В современном мире это не менее опасно. Даже более.

– Я однажды встречался с ним, но он едва ли меня помнит. Я был на празднике в его поместье в Глостершире. Огромный праздник. Море народу. Зизи нигде не было видно. Он появился в конце, точно эдакий чертов Гэтсби. В окружении охраны – даже в собственном доме… Странный малый. При этом ненасытный коллекционер, верно? Искусство. Женщины. Все, что можно купить за деньги. Стервятник, судя по тому, что я слышал. Я, конечно, никогда не имел с ним дела. Вкусы Зизи не распространяются на Старых мастеров. Зизи привлекают импрессионисты и немного другое современное искусство. Все саудовцы такие. Им не нравятся христианские образы Старых мастеров.

Габриэль сел рядом с Ишервудом.

– У него нет Ван Гога, Джулиан. Он время от времени давал понять, что ищет его. И не просто любого Ван Гога. Он хочет что-то особенное.

– Судя по тому, что я слышал, он покупает очень осторожно. Тратит деньги ведрами, но разумно. У него коллекция музейного качества, но я не знал, что без Ван Гога.

– Его советник по искусству – англичанин по имени Эндрю Мэлон. Вы его знаете?

– К сожалению, мы с Эндрю хорошо знакомы. Он глубоко залез в карманы Зизи. Свободное время проводит на яхте Зизи. Судя по тому, что я слышал, огромной, как чертов «Титаник». Эндрю – скользкий до отвращения. Грязный тип.

– В каком смысле?

– Берет с двух концов стола.

– Что вы имеете в виду, Джулиан?

– У Эндрю соглашение с Зизи исключительного характера – это означает, что он не берет денег ни с одного другого торговца или коллекционера. Таким путем большие люди вроде Зизи обеспечивают себя от возможности получить совет, подмоченный конфликтом интересов.

– И что выкидывает Мэлон?

– Устраивает шантажи, берет двойные комиссии, чего только не выкидывает.

– Вы уверены?

– Безусловно, любимчик. Все в городе знают, что, если хочешь иметь дело с Зизи, надо заплатить Эндрю Мэлону.

Ишервуд вдруг вскочил с дивана и зашагал по смотровому залу.

– Так в чем заключается ваш план? Вытащить Зизи из его норы с помощью Ван Гога? Потрясти перед ним картиной в надежде, что он проглотит крючок, удочку и грузило? Но на другом конце удочки кое-что будет, верно? Один из ваших агентов?

– Нечто вроде этого.

– И где вы планируете устроить этот экстравагантный спектакль? Я полагаю, здесь?

Габриэль одобрительно оглядел помещение.

– Да, – сказал он. – Я думаю, это отлично подойдет.

– Я боялся этого.

– Мне нужен торговец, – сказал Габриэль. – Человек, хорошо известный в своем деле. Человек, которому я могу доверять.

– Я специалист по Старым мастерам, а не по импрессионистам.

– Это не имеет значения.

Ишервуд не стал спорить. Он понимал, что Габриэль прав.

– А вы учли, какие это может иметь последствия pour moi, [8] если ваш маленький гамбит пройдет успешно? Я стану меченым человеком. Я могу справиться с людьми вроде Оливера Димблби, а вот чертова «Аль-Каида» совсем другое дело.

– Конечно, нам придется постоперационно позаботиться о вашей безопасности.

– Мне нравятся ваши эвфемизмы, Габриэль. Вы с Шамроном всегда прибегаете к эвфемизмам, когда правда слишком ужасна, чтобы ее высказать вслух. Они наложат фатву на мою голову. Мне придется закрыть лавочку. Уйти в подполье.

Габриэля, казалось, ничуть не тронули возражения Ишервуда.

– Вы ведь не молодеете, Джулиан. Вы приближаетесь к концу пути. У вас нет детей. Нет наследников. Кому достанется ваша галерея? А кроме того, вы не потратили ни минуты, чтобы подсчитать ваши комиссионные от продажи прежде неизвестного Ван Гога. И прибавьте к этому то, что вы получите от спешной продажи имеющихся у вас вещей. Все могло бы быть куда хуже, Джулиан.

– Я уже представляю себе приятную виллу на юге Франции. Новое имя. Команду охранников из Конторы, которые будут за мной присматривать.

– Не забудьте оставить комнату для меня.

Ишервуд снова сел.

– В вашем плане, баловень, есть один серьезный недостаток. Вам было бы легче выследить вашего террориста, чем получить этого Ван Гога. Предположим, картина все еще у семейства Вайнберг; какое у вас основание считать, что они с ней расстанутся?

– А кто сказал, что расстанутся?

Ишервуд улыбнулся.

– Я дам вам адрес.

– Вам надо что-то съесть, – сказал Узи Навот.

Габриэль отрицательно покачал головой. Он съел ленч в поезде, когда ехал из Лондона.

– Съешьте борща, – сказал Навот. – Нельзя быть у Джо Гольденберга и не съесть борща.

– А я не могу, – сказал Габриэль. – При виде пурпурного цвета я нервничаю.

Навот поймал взгляд официанта и заказал сверхбольшую миску борща и бокал кошерного красного вина. Габриэль нахмурился и стал смотреть в окно. По каменным плитам рю де Розье упорно барабанил дождь, и было почти темно. Он хотел встретиться с Навотом где-нибудь в тихом местечке, а не в самой знаменитой кулинарии в наиболее очевидном еврейском квартале Парижа, но Навот настоял на том, чтобы пойти к Джо Гольденбергу, исходя из давнего убеждения, что ель лучше всего скрывается в лесу.

– Я тут нервничаю, – пробормотал Габриэль. – Пойдем прогуляемся.

– В такую погоду? И не думайте. К тому же никто вас не узнает в таком обличье. Даже я не сразу вас распознал, когда вы вошли.

Габриэль посмотрел на отражавшееся в стекле смертельно бледное лицо. На голове у него была темная бархатная кепка, зеленые глаза с помощью контактных линз превратились в карие, а фальшивая бородка удлиняла и без того длинное лицо. Он приехал в Париж по германскому паспорту, под именем Хайнрих Кивер. По прибытии на Северный вокзал он два часа шагал по набережным Сены, проверяя, нет ли «хвоста». В сумке, висевшей у него на плече, лежал потрепанный томик Вольтера, который он купил у букиниста на набережной Монтебелло.