Онлайн книга «Лживый язык»
— Извините… я слишком разболтался. Вам не нужно все это знать. Сам не понимаю, зачем я откровенничаю с вами. Я просто хотел сказать, что мне знакомо ваше состояние. Впервые я слышал, чтобы Крейс рассказывал что-то о своей личной жизни. И я постарался запомнить каждое слово. Мне хотелось знать больше. Я собрался с духом и спросил: — Вам нравился еще кто-то из ваших коллег… кроме нее, кроме этой Рут? — Да. Только он… они… были не из преподавательского состава, — ответил Крейс. — Кто-то из тех, кто работал в городке? С кем вы познакомились вне стен школы? Мой вопрос взбесил Крейса. Будто разговора, который мы вели, никогда не было. — Мне казалось, я предупреждал, чтобы вы не смели лезть в мою жизнь, в мою личную жизнь. Это был один из главных пунктов нашего соглашения, который в ходе собеседования мы обговаривали десятки раз. И вы пообещали, что будете подчиняться моим правилам… Мне пришлось перебить его, воззвать к его здравомыслию. — Но Гордон… это же была ваша инициатива. Я не просил вас рассказывать о прошлом. Вспомните, вы же сами начали этот разговор. Сказали, что хотите помочь мне… разрешить мою дилемму. Относительно моего влечения к парням. Я пристально смотрел на Крейса. Его губы беззвучно шевелились, словно он пытался связать воедино несуществующие слова, которые произнес бы, если бы продолжал отчитывать меня. — Простите… Я не хотел повышать голос, — сказал я, разводя руки. — Просто вы ведь сами начали… этот разговор. Крейс нахмурился, его веки затрепетали. Вид у него был напряженно сосредоточенный, будто он пытался распутать нить воспоминаний, связавшуюся в узел у него в голове. — Ну да, конечно… глупость какая-то. — Разумеется, я не стал бы вас ни о чем спрашивать, но мне показалось, что вы ждете моих вопросов. Я подумал, что вы хотите помочь мне… разобраться в себе. Попытка не пытка. В конце концов, разве жалость не располагает к откровенности? — Вы правы. Вы совершенно правы, — проговорил Крейс. — Наверно, пришла пора облегчить душу. А собственно, чего мне бояться? Он помолчал. — Даже не знаю, с чего начать. Морщинки на его лице разгладились, и на мгновение он стал похож на потерянного мальчика. — Начните со школы, — предложил я. — С того периода вашей жизни. — Ах, ну да. Школа… Уинтерборн-Эбби. Чудесное место. Волшебное. Она стояла в укромной долине, в окружении леса. Свое название получила от располагавшейся рядом средневековой монастырской церкви, которая служила школьной часовней. В аббатстве было много замечательных скульптур и красивых вещей — реликвии и все такое. Крейс говорил не по существу, но я не смел его прерывать, потому что сейчас каждое его слово имело значение. — Знаете, на протяжении многих лет Уинтерборн был частным домом. А еще раньше на той земле находилось целое селение. Настоящий городок — с тремя трактирами, главной улицей, общинными угодьями. Но потом, примерно в тысяча семьсот восьмидесятом году, один человек — думаю, из нуворишей — купил эту землю и все на ней разровнял, решив, что ему не нравится ни вид, на запах, ни люди, которые там жили. Селение он отодвинул на милю, заново отстроив его для тех, кто работал в его поместье. Потом пригласил Брауна, прозванного Большие Возможности, [20] чтобы тот благоустроил долину, и построил для себя дом. В общем, потрудился на славу, так сказать. — Значит, там вы были счастливы? — Да, несомненно. Учить мальчиков было одно удовольствие. Они были такие любознательные, занимались с большой охотой, не стеснялись выражать свои мысли. Информацию впитывали как губка. — Наверно, среди них у вас были свои любимчики? — Вы правы, Адам. Были, да. — Так вы говорите, что оказались в том же положении, что и я? Значит, у вас с той коллегой, женщиной, ничего не вышло? — Нет, не сложилось как-то. А потом я влюбился. — Когда Крейс произносил последнюю фразу, мышцы его лица будто судорогой свело. — Ну же, Гордон, хватит мямлить… — подзадорил он сам себя. — Это всего лишь Адам. Только Адам. Он ничего не скажет. Верно, Адам? Крейс посмотрел на меня. — Я влюбился… в ученика, в одного из моих мальчиков… Его звали Крис. Кристофер Дэвидсон. Он был не из малышей, так что не думайте, будто я извращенец. — Какой он был? Крейс прищурился, словно пытаясь вызвать в воображении образ юноши. — Белокурый. Волосы у него были восхитительные — как спелая пшеница. — Как вы познакомились? То есть… как вы… ну, вы понимаете… — Сблизились? — Да. — Крис учился бесплатно. Его взяли в школу только потому, что его отец получил место школьного органиста. Его родители были бедны как церковные мыши. А сам он был большим умницей, от природы одаренным. Прекрасно знал поэзию и язык. Можно сказать, на уровне интуиции постигал скрытое значение слов, если вы понимаете, что я имею в виду. Я посоветовал ему вплотную заняться английским, чтобы потом пытаться поступить в Оксфорд или Кембридж. Мы регулярно встречались после уроков, и я занимался с ним дополнительно. В доме его родителей книг вообще не было, а они произвели на свет такого вот ангела. — Так что же произошло? — Мне и теперь трудно об этом говорить, Адам. Я не уверен… — Послушайте… Своим рассказом вы уже на многое открыли мне глаза. Может, даже… — Хорошо, я попытаюсь, но заранее предупреждаю… — Не беспокойтесь. Возможно, вы тем самым и себе поможете… — Может, вы и правы. Крейс опять глубоко вздохнул. — Мы все больше и больше времени проводили вместе — просто общались, больше ничего. Мне с ним было интересно, и, думаю, он глубоко меня почитал. Потом приключилась беда с его отцом, он его потерял, бедняга. — А потом? — Неужели не ясно? Ради бога, Адам… что вы хотите? Крови? Не иначе как сейчас достанете магнитофон или возьмете с меня показания под присягой. Не красней, сказал я себе. Не смейся смущенно. Сохраняй самообладание. — Потом у нас началась любовь. Ясно, да? Вы это ожидали услышать, Адам? Как только Крису исполнилось восемнадцать, мы с ним покинули школу. Переехали в Лондон. Крис записался на курс английской литературы. Но с моей подачи — ну и сволочь же я был — бросил учебу после первого семестра. А учился он блестяще, имел огромный потенциал. Но я, подумав, убедил и себя, и Криса, что ему, с его талантом, пора творить самому. Оглядываясь назад, я понимаю, что просто завидовал его молодости, его красоте. Боялся, что он найдет себе сверстника, если останется в университете… |