Онлайн книга «Попаданец со шпагой»
– Сергей Аполлонович, – постарался быть вежливым я, – если вы хотите, чтобы наша беседа протекала со взаимным уважением, то попрошу вас высказываться о хозяевах дома, который дал мне приют, только в хорошем смысле. Тем более что вы сейчас говорили в смысле дурном о моем будущем тесте. Ну и кто меня за язык тянул? Идиот – он и в девятнадцатом веке идиот. Я сразу понял, что накачал себе на голову проблемы. И немалые. Тут как бы следовало написать: «Ни один мускул на его лице не дрогнул, но в глазах сверкнула ненависть…» Не бывает так. Ненависть не может «сверкать в глазах», чувства передает все-таки мимика лица, мгновенная, долесекундная, но именно она. Лицо Кнурова осталось невозмутимым, но ненавистью и злобой от него полыхнуло вполне однозначно… – Тогда за вашу невесту! – поднял бокал уже вполне захмелевший Рыльский. – Я бы не стал на твоем месте поздравлять господина Демидова с такой партией, Александр Игнатьевич. – Этот самый Аполлоныч обращался к другу, а смотрел в глаза мне. Я и отреагировал соответственно: – Простите, я пока не очень разбираюсь в правилах хорошего тона российского дворянства, но вы позволили себе пренебрежительно высказаться относительно девушки, которую я люблю. И которая согласилась стать моей женой. Потрудитесь либо объясниться, сударь, либо взять свои слова обратно. Я понял, что проиграл. Я сделал именно то, чего от меня и добивались. Непонятно только, зачем это понадобилось данному лощеному дворянчику. Жить ему, что ли, скучно? Этот мерзавец, которому я уже был готов вколотить его мерзкие слова в глотку вместе с зубами, выразил на своем лице полное удовлетворение и начал вещать: – Я, сударь, всегда отвечаю за свои слова и всегда готов привести доказательства им. Но когда меня об этом просят вежливо. Вы стали не просить, а требовать. Требовать от меня ничего нельзя. Поэтому вы должны извиниться за ваш повышенный тон в обращении ко мне. Тогда, вероятно, останетесь живы. – Я сформулировал свою просьбу предельно вежливо, так что вы либо приведете доказательства своих слов, либо… – Милостивый государь, – этот господин стал общаться со мной предельно официально, – вы, как я понимаю, обвинили меня во лжи. Поэтому будьте любезны либо принести извинения, либо приготовьтесь к тому, что наши разногласия будут разрешены металлом. Эка загнул. Уважаю! Но убью на хер. Все именно к этому и идет. Вот ведь отъехал на пятьдесят верст от усадьбы… Но отступать некуда. – Немедленно принесу вам извинения, как только вы соизволите объяснить свои грязные намеки (гулять так гулять – отступать все равно некуда) по поводу моей невесты. – Я? Грязные намеки? – Мой визави был просто счастлив, услышав эти слова, он даже и не надеялся, наверное, поиметь такой повод. – Милостивый государь, вы отдаете себе отчет, что обвиняете меня во лжи? – Именно так! Я обвиняю вас во лжи или требую доказательств. – Один хрен, от дуэли уже не отвертеться, но пистолеты мне как-то не особо приятны в данной ситуации. Да и в любой другой тоже. Теперь выиграл я. Официальный вызов прозвучал именно с его стороны: – В таком случае соизвольте выбрать оружие. Понадеетесь на крылья случайности пули или выберете клинок? – Не беспокойтесь. Выбираю шпагу, – на лице Кнурова немедленно нарисовалось совершенно нескрываемое удовлетворение. – Рад вашему выбору. Мой секундант, – кивнул он на Рыльского. – Завтра утром я представлю своего. А сейчас позвольте откланяться. Честь имею! Да уж. Продуктивно провел вечерок! Будет завтра генералу «С добрым утром!». И действительно, еще до завтрака я поспешил ввести его превосходительство в курс сложившейся ситуации. Сначала Бороздин впал в шоковое состояние: – Вадим Федорович, вы с ума сошли! Я вам решительно запрещаю драться! На всех нас сейчас возложена важнейшая миссия, вы не имеете права! – Уважаемый Михаил Михайлович, – я постарался быть как можно более убедительным, – отказаться уже совершенно невозможно. Затронута честь моей невесты: если я не заставлю мерзавца ответить за свои слова, то мне останется только застрелиться. Вы считаете иначе? К тому же миссия наша практически не пострадает: вы уже везете и кухню, и пулю, а Филипп Степанович – материалы по нашим научным исследованиям. И в военном министерстве, и в Академии наук со всем этим наверняка разберутся. – Да как вас вообще угораздило ввязаться в ссору с этим Кнуровым? Вы совершенно не производите впечатления забияки… – Простите, но я сам в полном недоумении. Этот человек совершенно недвусмысленно меня провоцировал. Я не понимаю, почему… – Я понимаю, – мрачно бросил молчавший до этого доктор. Тааак! Опять сюрпризы! Мы дружно повернулись к Бородкину и вопросительно уставились на него. – Понимаете, – эскулап смотрел на нас несколько виновато, – я не знаю этого господина, но год назад слышал от господина Сокова, что к Анастасии Сергеевне сватался некто Кнуров… Ему было отказано. Причем достаточно резко. Я не помню причин, но Сергей Васильевич был очень возмущен тем, что этот человек посмел просить руки его дочери. Теперь все более-менее вставало на свои места. Понятно, что этот чмошник взбеленился при знакомстве со своим «счастливым соперником». Понты взыграли. Решил отомстить Насте и Сокову посредством меня. Но чего же так опрометчиво? Жизнь ведь на кон ставит… – Все понятно, – сумрачно промолвил генерал, – отступать вам, конечно, нельзя, Вадим Федорович. Я пойду к этому господину в качестве секунданта, поединок должен состояться, но будьте уверены, что при его неблагоприятном исходе я дойду до государя, и этот чертов бретер отправится в Сибирь. Вы фехтовать-то умеете? – Довольно сносно, не беспокойтесь. – Хорохоритесь? Хотите меня успокоить? – Успокоить хочу, несомненно, – довольно весело (и без особой натуги весело), ответил я. – Вам будет спокойнее, если я скажу, что обыгрывал в поединках мэтра Жофре, который обучает искусству владения шпагой сына Сергея Васильевича? – Вы серьезно? Нет, блин! Я вот сейчас поприкалываться решил! – Совершенно серьезно. Не торопитесь меня хоронить, Михаил Михайлович. Лицо генерала слегка просветлело. – Хорошо, ждите моего возвращения. – Бороздин обозначил легкий кивок и вышел. Перед дуэлью принято приводить свои дела в порядок. А что мне было приводить? Наследством распорядиться? А каким? Так и пульсировала в мозгах фраза из «Того самого Мюнхаузена»: «Я улетаю налегке…» Правда, не совсем – задурил девчонке голову и в кусты. В смысле – в небытие… Мне там все по барабану будет, а ей как с этими проблемами оставаться? Но слова совершенно не складывались. Сидел, думал, придумывал… |