Книга Патология, страница 27 – Джонатан Келлерман

— Мистер Добблер? — сказала Петра.

— Вам это уже известно.

Другой бы на его месте улыбнулся, но Курт Добблер оставался серьезным.

— Извините за беспокойство, сэр. Добблер ничего не сказал.

— У вас не найдется времени на разговор?

— О Марте?

— Да, сэр.

Добблер крепко сцепил ладони, поднял глаза к потолку, словно отыскивал там божественное откровение. Петра знала, что такая поза означает неискренность.

— О чем именно?

— Знаю, вам это будет неприятно, сэр. Прошу прощения…

— Ладно, — прервал ее Курт Добблер. — Почему бы и не поговорить?

Он сел в одно из черных кресел, напряженный и сутулый. Длинные ноги, костлявые колени. Лоснящиеся штаны. Где она в последний раз видела что-то подобное?

— Возможно, вопрос вам покажется глупым, но не хотите ли сообщить что-нибудь касательно Марты… то, чего шесть лет назад не сказали следователю?

— Конраду Баллу, — уточнил Добблер.

Он произнес номер телефона. Это был телефон их участка.

— Я часто звонил Баллу. Иногда он и сам мне звонил. Даже сидя, он был значительно выше уровня глаз Петры.

В его присутствии она чувствовала себя маленькой.

— Так есть ли и у вас что…

— Он пьяница, — сказал Добблер. — От него часто несло алкоголем. В первый же вечер я учуял это, когда он сюда явился. Мне следовало пожаловаться. Он до сих пор работает следователем?

— Нет, сэр. Он вышел на пенсию. Добблер никак не отреагировал.

— А к детективу Мартинесу вы чувствовали большее расположение? — спросила Петра.

— К кому?

— К следователю, которому передали это дело после ухода Баллу.

— Единственный детектив, с которым я имел дело, был Баллу. Да и то не часто.

Губы Добблера раздвинулись в неприятной улыбке. Да ее и улыбкой-то назвать было нельзя.

— Такие там у вас, выходит, порядки.

— Понимаю, это трудно, мистер Добблер…

— Не трудно. Бесполезно.

— В тот день, когда пропала ваша жена, вы были здесь, — сказала Петра.

Добблер не ответил.

— Сэр?

— Это было утвердительное предложение, а не вопрос.

— То, что я сказала, верно?

— Да.

— Что вы тогда делали?

— Домашнее задание, — ответил Добблер.

— Вместе с дочерью?

— Она спала. Я делал свое домашнее задание.

— Вы что же, где-то учились?

— Я беру работу на дом. День у меня не нормированный. Я работаю не с девяти до пяти.

— Вы работаете на компьютере?

— Я составляю аэрокосмическую программу.

— Что это за программа?

— Система управления полетом и посадкой летательного аппарата.

Судя по тону, Добблер не надеялся, что она поймет.

— Кольцевые волноводы? — спросил Айзек. — Аккумуляторные кольца?

Добблер обернулся к юноше.

— Аккумуляторные кольца являются разработкой физиков и инженеров, работающих в области авиационной и космической техники. Я составляю инструкции, которые позволяют сводить к минимуму действия человека.

— Человеческий фактор, — сказал Айзек. Добблер махнул рукой.

— Это психология.

И обратился к Петре:

— Так вы раскопали что-либо новое в деле Марты?

У него подпрыгнула коленка. Губы были крепко сжаты.

— Мне хотелось бы знать, какой была Марта.

— В каком отношении?

— Как человек.

— Что именно вас интересует — какую она любила музыку? Какую предпочитала одежду?

— Да, что-то в этом роде, — сказала Петра.

— Она любила негромкий рок и яркие краски. Любила звезды.

— Она ведь астроном?

— Да, но звезды ей нравились и с эстетической точки зрения, — сказал Добблер. — Ей хотелось, чтобы мир был красив. Она была умна, но эти иллюзии я считаю глупыми.

— Наивными?

— Глупыми.

Добблер посмотрел ей в глаза.

Петра вынула блокнот и сделала вид, что записывает. «Негромкий рок и яркие краски».

— Зачем вы здесь? — спросил Курт Добблер.

— Мы смотрели незакрытые дела, пытались понять, не сможем ли их разрешить.

— Дела Баллу. Вы их смотрели, потому что он алкоголик. Он допустил серьезные ошибки, а теперь вы боитесь скандала.

— Нет, сэр. Мы смотрели и нераскрытые дела других следователей. У Баллу было только дело Марты.

— Незакрытые дела, — повторил Добблер. — Это эвфемизм провала. Получается, что дело Марты для вас всего лишь статистический факт.

— Нет, сэр. Она… была человеком. Поэтому мне и хочется узнать о ней больше.

Добблер, похоже, обдумывал ее слова. Покачал головой.

— С тех пор прошло много лет. Я уже забыл ее лицо.

— В тот вечер, когда она вышла из дома, — сказала Петра, — какое было у нее настроение?

— Настроение? Она была в прекрасном настроении.

— А она не планировала после спектакля пойти куда-то еще?

— Да, говорила, — сказал Добблер.

Коленка задергалась. Костяшки сжимавших ее пальцев побелели.

Вопрос, похоже, сильно его задел.

— Что она вам говорила? — спросила Петра. Ответа не было.

— 28 июня, — подсказала она.

— А что это значит?

— Эта дата имеет для вас какое-то значение?

— В этот день убили мою жену. В чем дело? Вы играете со мной в какую-то игру?

— Сэр…

Добблер соскочил с места и в три длинных прыжка оказался у лестницы. Побежал, переступая через две ступеньки, остановился посреди марша.

— Я должен помочь дочери. Прощайте.

Он исчез. Айзек начал было подниматься, но, увидев, что Петра осталась сидеть, плюхнулся на диван. Наконец она встала, и он наблюдал, как она перемещается по комнате Добблера. Петра дошла до коридора в кухню, внимательно приглядываясь к обстановке. Услышав шаги на ступенях, сделала знак Айзеку, чтобы тот шел к выходу.

Она взялась за дверную ручку, когда Тед Добблер сказал:

— Извините. У Курта стресс.

— Новый стресс? — обернулась к нему Петра.

— Работа. Очень ответственная работа. Он и в самом деле ничего больше не может сообщить вам о Марте.