Онлайн книга «Крепость души моей»
|
– Мое дело! – рыкнул Артур. Шамиль подался вперед, но учитель встал между братьями: – Ваше, не спорю. Кажется, религиозные искания дорого стоили вашей дочери… – Мое дело!.. – Ваше, ваше. Успехов! Но давайте еще разок сложим все вместе. Вы обиделись на Бога. Не на судьбу, не на Провидение, а лично на Творца… У Шамиля заклокотало в глотке. – Именно так мы вас поняли. Да и вы с этим не спорите. Итак, первый кирпичик – обида. Остальные кирпичи мы видим: валун и бревно. Как я догадываюсь, жертвенник и кумир… – Это дядя! – взорвался старший брат. – Дядя Расул! Он муллой хотел стать, в медресе учился. Выгнали его, коньяку много пил. Обиделся он на Аллаха – прямо как ты сейчас, брат. Обиделся и сказал: Аллах не наш бог, не аварский. У нас – свои боги, правильные, старые. За аулом капище нашел, жертвы приносил… – Каменным ножом, – подхватил учитель. – Нож, как я понимаю, вам еще не подвезли. Иначе бы мы бедного Колю уже не увидели… – Не слухай! Перевэртэнь! Гэть його! Александр Петрович пристукнул клюкой: – Ваш наивный жертвенный баран, Артур Рустамович, кое-что почуял. Правда, ошибся адресом. Я-то его резать не собираюсь. Ты еще не понял, Шамиль? Шамиль нахмурился: – Понял? Нет, не понял. Он же псих, а не баран! – Баран. Натуральный баран. Говоря современным языком, Артур Рустамович желает выйти из-под юрисдикции Творца. «Господь – крепость жизни моей: кого мне страшиться?» Псалом Давидов за номером 26. Считают, что более точный перевод: «Господь – крепость души моей». Твой брат, Шамиль, желает эту крепость разрушить. Выйти душой, видишь ли, на свободу. Крепость души, не жизни. Самоубийство – не выход… – Самоубийство? – прохрипел Артур. – Ну уж нет! Себя убью, к Нему попаду. Тепленьким. Ни оружия, ни друзей… Не хочу! – Отречение – не выход. Всевышний либо внимания не обратит, либо… – Похули Бога та помри! – подсказали от забора. Учитель кивнул: – Спасибо, Коля! Иов, глава 2. «Похули Бога и умри». Тоже не выход. – А Бечеду-мечеду жертвы приносить – выход? – возмутился Шамиль. – Ладно, брат, решил ты, что Аллах плохо с тобой поступает. Чем бревно против Аллаха поможет? – Мое дело! – хмуро повторил младший. – Каждый сам за себя решает! – За себя! – подхватил Александр Петрович. – Вы сказали, не я. Дело в том, Шамиль, что всякий бог требует платы. «Даю, чтобы Ты дал» – это не римляне первыми придумали. Артур Рустамович желает, чтобы аварский громовержец защитил его от Бога. – Чужого бога! – взревел Артур. – Жесткого, подлого… – За такую услугу барашка мало. Целого стада мало! Тут нужна настоящая жертва. Твой брат, Шамиль, вспомнил, что в селе Хитцы есть славный парень Коля. Всем хорош: псих, вероятно, с судимостями. Родственники померли… – Меня заме… заметят часовые, И крикнут раз, и крикнут два, Взведут курки они, они стальные, Наверное, убьют меня!.. – Именно! Односельчанам будет достаточно узнать, что бедного Колю пристроили в психбольницу. Документы оформить – плевое дело. Или они уже оформлены, Артур Рустамович? Одного не пойму: что вы ему про меня наплели? Педагог по определению – злодей, учеников ест, кровь их пьет. С этим соглашусь. Но почему – оборотень? – Ничего не говорил! – отрезал Чисоев-младший. – Зачем? Я и не знал, что вы сюда приедете. А ты, Шамиль, не верь ему, не верь Александру Петровичу! Хороший он человек, мудрый, но старый. Все перепутал, все наизнанку вывернул. Доказательства где? Бревно есть, камень есть, Коля-афганец есть. Живой! И все живы: никого не режу, не убиваю. Да, обиделся я на Творца. Не хочу под Его рукой ходить, на ниточках висеть. А больше ничего и нет. Не докажете! Александр Петрович еле удержался от привычного: «Не ври!» Дети выросли… Куда больше его беспокоило то, что речь Артура стремительно теряла былую гладкость. Акцент прорезался сильней, чем у Шамиля, звуки выходили гортанными, цокающими. Не речь – клекот орла, стук копыт. Кожа на лице Чисоева-младшего потемнела, заострился орлиный нос… – Я, Артур, ничего доказывать не собираюсь. Сегодня утром ваш брат сказал мне: «Не понимаю, что происходит!» Я, как мог, объяснил. Конец урока. Он повернулся к Шамилю, но чемпион лишь сдвинул густые брови. Артур тоже промолчал. Псих, и тот оборвал песню. Поставил канистру на землю, коробок выплюнул. – А теперь слушай меня, брат, – сипло начал Шамиль. – Внимательно слушай! Младший зыркнул исподлобья: – Дун гiенеккун вуго! – Слушай! Учителя не обвиняй. Я его попросил, я к нему приехал. Сан Петрович увидел – и сказал. И ты тоже, брат, сказал. Разное вы сказали. Ты сказал, что резать никого не станешь. Ни Колю, ни Ваню, ни Хасана. Дида мун битiун вичiчiанищ? А если сказал, то объясни. Гьа-б щи-б? Что это все значит? Бичiчiуларо, Артур! Нет, не докажи. Я тебе, брату, и так поверю. Объясни! – Извините, что вмешиваюсь! Лысый художник, никем не ждан, заглянул через плечо Чисоева-старшего. – Я, собственно, хотел насчет заказа уточнить, но краем уха услышал. Опять-таки извините… – А? – дернулся Артур. – Вы… Вы работайте, Валентин Иванович… Художник вытер потную лысину платком: – Работать? Хотел бы уточнить, над чем именно. Вырезать в дрянной сосне собственную статью УК? То, что вы сейчас наговорили, тянет на 93-ю, пункты «б» и «е». Не удивляйтесь, Александр Петрович. Это вы у нас правильный и заслуженный, а меня по жизни изрядно ребрами повозило. Неуплата алиментов – одно дело, а умышленное убийство при отягчающих – иное. Так что? – Что? – озверел Чисоев-младший. – Деньги не заплачу, вот что! Я вас, Валентин Иванович, уважаю, но и вы меня уважьте. До темноты должны закончить кровь из носу… Лысый отрицательно мотнул головой. – Сговорились, да? За спиной моей шептались?! – Артур набычился. – Не хотел! Мамой клянусь, не хотел!.. Рука скользнула к поясу, к кожаной кобуре. – Брат! – крикнул Шамиль. – Не надо!.. Опоздал. Пистолет был в руке – «Browning BDAO Compact», подарок на сорокалетие. – Меня слушайте! Меня! Вы, Валентин, идите работать. Тебя, брат, очень прошу: оставь мой дом. На твой вопрос отвечу, обязательно отвечу. Потом! Старший глянул младшему в глаза. Вдохнул. Выдохнул… – Чисоевы!!! Прекратить! Не велит наука педагогика голос повышать, но много гитик имеет она. Иногда собакой Баскервильской взвоешь. Вот, польза несомненная. Шамиль обмяк, из стальной пружины сделался человеком. Артур повертел в руке пистолет, в кобуру спрятал. Моргнул виновато: |