
Онлайн книга «Ведущий в погибель»
– Майстер инквизитор! – окликнул от шахматного стола голос фон Лауфенберга, и Курт, поднявшись, улыбнулся: – Вот и возможность это проверить… Спасибо за разговор, брат Штефан. – Что это вы там застряли? – укорил граф, когда Курт приблизился; судя по раздраженным ноткам в голосе, фон Лауфенберг в очередной раз сдал все свои позиции на растерзание войскам противника, и теперь всеми силами пытался держать себя в руках. – Я завтра уезжаю, и больше, наверное, не представится возможности увидеть схватку века. Присаживайтесь. Александер согласился на партию с вами, а нам всем не терпится это увидеть. – Это ваша месть, граф? – усмехнулся Курт, садясь. – Хотите посмотреть теперь на то, как бьют меня? – Мы все это заслужили. Не упрямьтесь, майстер инквизитор. Справедливость требует поддаться на наши уговоры. – А милосердие? – А милосердия не существует, – уверенно отозвался фон Лауфенберг. – Amen, – вздохнул Курт, утвердившись поудобнее, и кивнул на монету в руке фон Вегерхофа: – Орел. За начавшейся игрой он следил невнимательно – позорного проигрыша все равно было не избежать, мысли же сейчас кружили по зале, останавливаясь по временам то на одном, то на другом госте; порою взгляд выхватывал в стороне лицо Адельхайды, с неподдельным интересом внимающей рассказу одной из дам, или хмурую физиономию фон Хайне, сидящего в отдалении в полном одиночестве. Заподозрить можно было любого – и с тем же успехом никого. Как верно заметил капеллан, у всякого человека есть в глубине или на поверхности души что-то, что он желал бы скрыть, или даже нечто такое, что и окружающие предпочли бы не знать, и даже, быть может, сам человек… – Наверное, я сегодня не в форме, – с наигранно тяжелым вздохом произнес фон Вегерхоф, когда топчущиеся вокруг шахматного стола гости стали откровенно клевать носами и даже вслух жаловаться на скуку. – Предлагаю ничью. – Мать Господня! – пораженно ахнул фон Лауфенберг. – Этого не может быть! Александер, что с тобой сделали эти торгаши? Подменили? Ты должен был за нас отомстить! – Увы, Вильгельм, – развел руками стриг, – les voies du Seigneur sont impénétrables [156] , иными словами – судьба переменчива. Судя по всему, вы не того избрали в заступники. – Это просто бесчестно с твоей стороны. Я на тебя поставил. – Все остались при своем, – успокаивающе проговорил фон Эбенхольц, – нечего белениться. – Срочно найди себе еще одну хорошенькую горожаночку, – не унимался тот. – Пока ты был при девке, ты был непобедим. Наверняка воздержание на тебе плохо сказывается. – Граф! – вспыхнул Эрих, и фон Эбенхольц, ухватив приятеля за локоть, оттащил его в сторону. – Думаю, графу пора в постель, – пояснил он непререкаемо. – Да и мне тоже; завтра уезжать… Эрих, попрощайся за нас с хозяйкой и забери сестру. – Я не стану извиняться за графа, – церемонно произнес юный рыцарь, когда оба удалились. – Если вы затаили на него зло, барон фон Вегерхоф, – поделом. – Он пьян, – попытался вмешаться фогт, и Эрих пренебрежительно покривился. – Граф и в трезвом виде неприемлем, – отозвался он с уверенностью, коротко поклонившись в сторону всех разом. – Прощайте, господа. – Нарвется парень когда-нибудь, – вслед ему вздохнул Курт; фогт улыбнулся: – Юность… Идеалы… – …преждевременная смерть, – довершил он мрачно, и фон Люфтенхаймер, напряженно скосив взгляд в сторону молчаливого фон Вегерхофа, неловко проронил: – Примите соболезнования, барон. Здесь никто не сказал ни слова о случившемся в вашем доме, если не считать этого неприличного выпада… – Не застольная тема, – согласился стриг, и фогт поморщился от его улыбки. – Вы хорошо держитесь, – вздохнул фон Люфтенхаймер с пониманием. – Хотя я знаю, что вам тяжело и неприятно… И, поверьте, если бы я мог… как-то вам помочь… – Но вы не можете, – развел руками стриг. – Думаю, не может никто. Когда приходит смерть, с этим остается только смириться. – Не всегда это возможно, барон. Не всегда хватает на это душевных сил. – А есть ли выход? – Не знаю, – отозвался фогт устало и, бросив взгляд на потемневшие окна, тронул губы извиняющейся улыбкой: – Простите. Думаю, и мне пора – я тоже покидаю этот гостеприимный дом завтра утром и хотел бы передохнуть; эти дни меня утомили. Нынешнее празднество вообще прошло как-то… – …непразднично, – подсказал фон Вегерхоф, и тот кивнул: – Да, наверное. Слишком много тем, как вы выразились, «не застольных» здесь обсуждалось, а в моем возрасте вредно столько слушать о смерти. * * * – Ну, и к чему были эти поддавки? – поинтересовался Курт, когда фон Люфтенхаймер отошел от шахматного стола; стриг пожал плечами: – Создаю тебе renommée, неблагодарный. – К чему? Слышал – все разъезжаются? – Фон Хайне остается. Фон Хайзенберг остается. Кое-кто из молодежи… Ну, а кроме того – как знать, быть может, наше расследование затянется еще на месяц, в течение коего тебе придется нанести visite каждому из них. – Я этого не вынесу, – пробормотал он, и фон Вегерхоф передернул плечами, одарив его снисходительной улыбкой: – О, брось. Каждый из них по отдельности вполне терпим. – И даже фон Лауфенберг? – Вильгельм – свинья, – отмахнулся стриг. – Это не подлежит сомнению. И он даже заслуживает некоторой кары за свое поведение… Но это после. Вообще же, позволю себе заметить, не всегда времяпрепровождение замковых обитателей выглядит вот таким непотребным образом; обыкновенно они увлечены ежедневными делами – вопреки мнению всевозможного простого люда, Гессе, они не проводят время в праздности. Ты вообразить себе не можешь, каких усилий требует поддержание имения в должном порядке. Я могу себе позволить обитать в городе, лишь время от времени наведываясь в замок, только потому, что нашел великолепного управляющего… Не суди слишком строго; за вычетом всего этого, жизнь в своем имении, вдали от приятелей и соседей, довольно скучна. Отсюда и подобные развлечения. – Пиршества, увеселения… Турниры? – усмехнулся Курт, и фон Вегерхоф пожал плечами: – Не самый худший способ убить скуку… – …и себя. За мешочек, вышитый поддельным золотом, или чистокровного жеребца, купленного на досуге в соседней деревне. И, что бы ты ни плел им всем, я же вижу – тебе до соплей обидно, что на этот самый турнир ты не угодил. – Еn clair [157] , – усмехнулся стриг. – Не скажу, что я удручен, а уж d’autant plus [158] в буквальном соответствии с твоим диагнозом, однако – да, некоторое неудовольствие тем фактом, что я не могу позволить себе принимать участие в подобной забаве, я испытываю. |