Книга Последнее оружие, страница 14 – Филипп Ле Руа

– Вас за несколько миль видать, – сказала Сильви полицейским.

– Мы тоже за вами уже минут десять как наблюдаем, – отозвался один из них.

– Вы тут сегодня первые, кого мы видим, – добавил его напарник.

Сильви и Натан двинулись по тропинке, которая вела к возвышенности, занятой большой фермой из нескольких построек, окружавших внутренний двор. Именно тут обосновались родители Аннабель Доманж со своей общиной. Какой-то тип, тощий, как модель Кельвина Кляйна, и одетый, как Джим Моррисон в конце концерта, открыл им дверь.

– Мир и любовь вам, друзья.

– Мы бы хотели поговорить с Мартеном и Клеа Доманж, – сказала Сильви.

– А вы кто?

– Друзья.

– Друзья?

– Вы же сами сказали.

– Э… Какого рода друзья?

– Те, кого заботит исчезновение их дочери.

Хиппарь по имени Курт признал себя побежденным. Во дворе несколько музыкантов наигрывали «California Dreaming» перед публикой, курившей индийскую коноплю. Они миновали этот мини-Вудсток и оказались в довольно богатом вестибюле, где Курт попросил их подождать. Пол из керамической плитки, стильная мебель, незакрытые потолочные балки, каменные стены, украшенные фотографиями нобелевских лауреатов и обладателей премии «Hot d'Or». Странное соседство. Далай-лама в окружении Долли Голден и Клары Морган.

– «Hot d'Or»? – удивился Натан, читая надписи под фото. – Что это?

– «Золотая клубничка». Что-то вроде «Оскара» для порнофильмов.

– Можете войти! – позвал их Курт, стоя в монументальном дверном проеме, который и слону не был бы тесен.

Сильви и Натан проникли в гостиную, пахнущую благовониями, вишней и марихуаной. Мартен Доманж оторвался от своего кальяна и пригласил их расположиться на пуфах из искусственной кожи. Одет он был в джеллабу и сандалии. Убранство помещения отдавало явным синкретизмом: атмосфера азиатской курильни опиума, безмятежность индусского храма, роскошь арабского дворца плюс высокие технологии start-up Силиконовой долины. Сильви извинилась, что не привезла хороших новостей, и выдвинула тезис о возможном похищении. После чего перевела стрелки на Натана, сославшись на то, что за ним нарочно послали на другой конец света, чтобы сдвинуть с мертвой точки это непростое расследование. И, завершая свое предисловие, попросила Доманжа говорить по-английски.

– Я мало общаюсь со своей дочерью, однако она для меня – самое дорогое, – уточнил он сразу же.

– Это кровные узы заставляют вас так говорить? – спросил Натан.

– На что вы намекаете?

– Вы любите Аннабель, потому что она ваша дочь, или же она ваша дочь, потому что вы ее любите?

– Мистер Лав, не наводите тень на плетень. С такой фамилией, как у вас, самой прекрасной на свете, стыдно не знать, что любовь – в каждом из нас.

– Вы верующий?

– Я верю в любовь. На этой вере мы и основали нашу общину. Это кажется простым и наивным, но у любви граней не меньше, чем у алмаза. То, что вы называете кровными узами, например, является продуктом оцитоцина. Этот гормон действует в той части мозга, которая ответственна за распознавание лиц. Он играет главную роль в семейных узах.

– И побуждает хранить верность.

– Отношения с моей супругой – это двадцать пять лет единомыслия, неиссякающей физической нежности, эмоционального комфорта и близости. Эти узы никогда не слабели. Оцитоцин – мощное средство против стресса, стимулирующее иммунную систему. Жена и дочь – источник моего благоденствия.

– Непохоже, что исчезновение Аннабель слишком вас огорчило.

– Я сейчас под воздействием вещества, вызывающего эйфорию, которое воздействует на те же нейромедиаторы.

– Как давно вы не видели вашу дочь?

– Несколько лет.

– Что вам мешало видеться?

– Аннабель не хочет, чтобы мы пятнали ее безупречную репутацию. Французское государство всегда проявляло глубокую нетерпимость в отношении общин, подобных нашей. Мы несовместимы с амбициями Аннабель.

– Она собиралась приехать на юг в следующем месяце.

– Не для того, чтобы повидаться с нами.

– Похитители с вами так и не связались?

– У нас есть телефон, почтовый ящик, сайт в Интернете и двое легавых у входа в усадьбу. Думаю, если бы эти люди захотели проявиться, они бы легко это сделали.

– И каковы же другие грани любви? – спросил вдруг Натан.

Сильви удивилась вопросу, не имеющему прямого отношения к расследованию.

– Мы практикуем любовь в трех основных ее формах: сексуальной, чувственной и семейной. Все три зависят от различных нейробиологических процессов, унаследованных в ходе эволюционного процесса. Сексуальное желание вызывает тестостерон, любовную страсть – допамин, а привязанность – оцитоцин. Эту химию Природа разработала, чтобы обеспечить человеку воспроизводство рода, доставить ему наслаждение и позволить жить в гармонии. Наше общество, в котором господствует религия, внушило нам, что эти три проявления любви надо рассматривать как последовательные звенья одной цепочки. Влюбляешься, производишь детей, растишь их. Мы же разрушили эту последовательность и практикуем любовь, не ограничивая себя.

– Любовь делает зависимым, уязвимым, слепым, ревнивым, неуравновешенным. Ведет к страданию.

– Следовать вашей буддистской концепции уничтожения боли уничтожением наслаждений – все равно что избегать знания, лишь бы остаться блаженным идиотом. Любовь без запретов побуждает нас к доброте, творчеству, великодушию, щедрости, нежности, любопытству. К жизни. Здесь мы касаемся почти божественного, мистер Лав. Высшего счастья. Вы представляете себе, что стало бы с миром, если бы он последовал вашему кредо?

– А вы считаете себя этаким распущенным Иисусом?

– Перестаньте ссылаться на религии, которые отражают лишь искаженные образы реальности. Иисус плохо взялся за дело, мир не улучшают с помощью мазохизма и мистицизма.

– И как можно стать вашим последователем?

– Чтобы присоединиться к нашей общине, которая не устанавливает никаких правил, требуется лишь не прилагать их к самому себе. Нужно желание уничтожить свое эго, избавиться от предубеждений и суеверий, поставить под сомнение все, что нам вдалбливали в голову с детства. Надо вдребезги разбить оковы нашей свободной воли и открыть глаза на нашу истинную природу.

Речь была отшлифованной, неотразимой.

– Похоже на дзен, – сказал Натан, ища слабину.

– Дзен не верит ни во что. Мы же верим в любовь. Если бы вы не расследовали исчезновение Аннабель, я бы предложил вам остаться на несколько дней, чтобы судить самому.

– Спасибо за приглашение. Можно мне тут осмотреться?

– Мою дочь это не вернет, но если хотите устроить обыск, то мне скрывать нечего. Моя жена все вам покажет. Вы найдете ее рядом.