Книга Благородный топор. Петербургская мистерия, страница 24 – Р. Н. Моррис

В ней не было ничего от сводни или от куртизанки. Модное, подобранное со вкусом, даже с некой целомудренностью, платье, подчеркивающее ее до сих неплохо сохранившуюся фигуру. Держалась она с некоторой надменностью, но видно было, что это напускное — иного ждать и не приходилось. (Такое, кстати, с легкостью лечится увесистой пощечиной, но, право, какой же воспитанный мужчина поднимет руку на женщину.)

Порфирия Петровича провели в коридор — кстати, вопреки ожиданиям, интерьер вполне благопристойный, даже сдержанный. Не какой-нибудь вульгарный бордовый плюш, а зеленоватые, чуть чопорные пастельные тона; на стенах — офорты с лошадьми. На суть заведения намекала лишь узость коридора, вынуждающая проходящих по нему интимно льнуть друг к другу.

Мадам Келлер протянула руки снять с гостя шубу — жест, Порфирия Петровича слегка настороживший. Отрешиться от одежды, пусть и верхней, в подобном заведении — это уже не безделица, а некое намерение. Кроме того, шуба здесь — хоть какая-то видимость защиты (даром, что от такой вот улыбки оберега попросту нет и быть не может). Странно и то, как ему вдруг захотелось, едва лишь войдя, уже поскорей отсюда ретироваться. Нет, шубу лучше оставить; в конце концов, таково желание клиента.

На его неуверенность она мгновенно отреагировала язвительной улыбкой.

— Мадам Келлер, — не стал терять времени Порфирий Петрович, — я из следственного управления.

— Да неужто. А потому снять шубу — свыше ваших полномочий? Не беспокойтесь, учтем.

— Нет-нет. Дело в том, что я здесь, так сказать, по официальному делу.

— Что ж, птицу видно по полету, а начальство по чину. Так, что ли? — Мадам Келлер рассмеялась было, но, видя серьезность гостя, сменила тон с шутливого на нарочито серьезный. — Но у нас все легально. И искать тут нечего. — Словно в подтверждение, она открыла дверь одного из приватных номеров, вроде наугад. Взгляду открылся будуар с вычурной ореховой мебелью и чрезмерным обилием зеркал в изысканных рамах. Здесь еще и горел камин, трепетными языками огня будто намекая на чье-то совсем недавнее в этих стенах присутствие. — Вы в ваших мехах здесь совсем разморитесь.

— Я ищу одну девушку…

— Разумеется, кого ж еще у нас искать.

— В связи с расследованием.

— О ja, ja, — издевательски протянула хозяйка на иноземный манер, — я понимайт.

— Звать ее Лилия Ивановна Семенова, — не обращая внимания на ерничество, продолжал Порфирий Петрович. — По моим сведениям, она значится у вас.

— Больше, кстати, не значится. Ушла из дела.

— Ах вон оно что.

— Бывает. Девушки иной раз обзаводятся богатыми покровителями. Становятся при них содержанками, все из себя счастливые. Но, как правило, ненадолго. А потом приходят обратно, стучат в эту самую дверь: «Мадам Келлер, мадам Келлер!

Этот негодяй меня бросил, завел себе какую-то актриску! Мадам Келлер, на коленях прошу, пустите обратно!» От жизни-то никуда не денешься. Это у них в крови: урожденные шлюхи.

— А когда вы в последний раз видели Лилю?

— Когда? Собственно, сегодня. Вернулась, дурочка, за галошами. Будто не понимает: новый покровитель ее первое время не галошами — жемчугами засыпать будет.

— Она не рассказывала вам, что это за… покровитель!

— А зачем? Какая разница. Кабы не он, куда б ей отсюда деваться?

— А может, она просто сменила род занятий?

Мадам Келлер взглянула на него с циничной жалостью.

— И как вы только преступников ловите, при такой-то наивности?

— Девушки, что работают на вас, — они живут здесь же, при борделе?

— Боже, слово-то какое ругательное. А еще благовоспитанный человек.

— Где сейчас Лиля, вы не знаете?

— Не мое дело.

— У нее еще, кажется, был ребенок? Кто за ним присматривал, когда она работала, вы не знаете?

— У меня, видите ли, помимо этого забот хватает. Может, для вас больше будет толку поговорить с кем-нибудь из наших девушек. А что, я вас представлю. Причем с удовольствием. Можете даже с кем-нибудь из них уединиться, побеседовать, так сказать, в приватной обстановке. А это уже будет вам в удовольствие. Вот увидите.

Она опять протянула руки за шубой.

— А что, если я побеседую с ними со всеми?

— А вы, я вижу, жадный. Ай-ай-ай, так зариться на наших барышень: хотеть всех разом!

Словно обретя от таких слов уверенность, Порфирий Петрович стал, наконец, высвобождаться из шубы.

* * *

Несмотря на иссушающий жар камина, от шампанского Порфирий Петрович отказался.

— Что, «Мадам Клико» вам разве не по вкусу? — спросила хозяйка заведения с издевкой.

Отверг он и деликатно предложенный стул в стиле рококо, с парчовой обивкой.

— Ничего, я постою.

Перед ним, продефилировав через вторые двери, выстроились четверо «барышень». Порфирий Петрович, стойко держа себя в руках перед их декольтированными, соблазнительно приоткрытыми прелестями, мысленно пожалел и о предложенном бокале, и о стуле. Да и вообще, работать в такой обстановке ох как непросто: вон как сердце ухает, в висках стучит, а уж иные места… да, не ожидал он такого от себя.

Машинально закурив, Порфирий Петрович по очереди вгляделся в каждую из девиц. И тем самым, по-видимому, нарушил некое здешнее табу. Дело в том, что в их глазах он не заметил распущенности — так, лишь некая отстраненность. Причем это было свойственно каждой из них. Иными словами, их подведенные глаза выдавали совсем другие чувства: быть может, скуку, тихое отчаяние, боязнь, или же просто равнодушие. Распущенность, похотливость — все это было лишь напускное.

Сразу стало ясно, что Лиля Семенова из всех была, пожалуй, самая молодая, да и наиболее обаятельная.

— Это все барышни? — спросил Порфирий Петрович, пуская дым.

— Те, что сейчас не заняты. Неужто ни одной не приглядели?

— Вы знаете, я здесь не за этим.

— Ну, как скажете. Так кого ж выберете? Вот Ольга. Надюша. Сонечка. Рая.

Девушки поочередно, в такт словам, жеманно приседали в книксене. Комичность происходящего особенно подчеркнула последняя, как бы невзначай выкатив перед Порфирием Петровичем одну сдобную грудь.

— Прошу вас, только без эксгибиционизма.

— О-о, Рая у нас сама любвеобильность. Гляньте-ка, все при ней!

Рая была как раз той, в чьих глазах Порфирий Петрович углядел боязнь.

— Что ж, ладно, — вздохнул он. — Рая так Рая.

* * *

Методичным движением он отвел ее руки от своего лица.

Альков был величиной без малого с комнату, так что входящие вынуждены были невольно валиться на кровать. Возле кроватной спинки стояла ширма с узором в виде летящих зимородков. На нее было наброшено шелковое кимоно.