Книга Благородный топор. Петербургская мистерия, страница 63 – Р. Н. Моррис

— Новых? — Пустой стакан в руках хозяйки едва заметно дрогнул.

— Вам известен некто Говоров, Константин Кириллович?

Облегченность словно омолодила Анну Александровну, разом сделав ее симпатичней и привлекательней. Она отчаянно тряхнула головой. «Ей легче оттого, что она отвечает без утайки», — понял следователь.

— Тот Говоров водил знакомство со Степаном Сергеевичем, — пояснил Порфирий Петрович. — И вот он найден мертвым. Убийство. Точнее, отравление. Причем тем же веществом, каким был устранен ваш дворник Тихон.

— А… а Тихон, он разве не повесился? Мы про то в газетах читали.

— Та версия оказалась ошибочной. Нас пытались ввести в заблуждение. Я и сам до недавней поры полагал, что виновник их гибели и есть тот самый Говоров. Ан вот оказалось, что искать теперь приходится кого-то другого.

— И искать, значит, непременно у нас? Вы за этим пришли? — В тревожно дрожащем голосе Анны Александровны слышалась нотка протеста.

— Вовсе нет. Просто у меня появились некоторые дополнительные вопросы, только и всего. Мне необходимо четко, в полном объеме уяснить, какого рода ссора вспыхнула тогда между Тихоном и Горянщиковым.

Под бескомпромиссным взглядом следователя Анна Александровна невольно сжалась.

— Но ведь я уже рассказывала. Зачем вы снова меня пытаете? Я все вам выложила, что знала.

— Ой ли?

— Да!

Лицо у нее пошло пятнами нервного румянца. Она метнула в следователя негодующий взгляд, но тут же отвела глаза, не в силах вынести встречный напор.

— Кем приходился вам Сергей Степанович Горянщиков? — жестко спросил Порфирий Петрович.

— Жильцом! — бросила она сердито, но тут же смягчилась: — Комнату у нас снимал.

— А Тихон?

— Тихон? Дворником.

— И всего-то?

— Как вас понимать?

— А так, что предметом ссоры были, скорее всего, вы.

— О нет, вы ошибаетесь. — Ответ женщины прозвучал спокойней, чем можно было ожидать. Порфирий Петрович чуть склонил голову, моргая. — Степан Сергеевич… — Тут голос у Анны Александровны сорвался. Продолжать она не решилась.

— Место в Петровском парке, где были обнаружены их тела… — Анна Александровна, сжав губы, молча покачала головой. — Помните, в прошлый раз, когда я упомянул Петровский парк… — продолжал между тем следователь.

— И что с того?

— Я заметил… И думаю, не без основания…

— Что? Что вы заметили?

— Знаете, есть такое выражение, «задеть за живое».

— Вот как?

— Так что же там произошло, в Петровском парке?

— Неужели так уж необходимо в это вдаваться?

— Боюсь, что да. И прошу вас, ненужно бояться правды. Я вполне понимаю…

— Что, что вы понимаете, Порфирий Петрович?

— Что все это откровенно причиняет вам боль.

Анна Александровна заговорила — трудно, прикрыв глаза.

— Мы как-то раз отправились туда, летом. Там тогда выступал театр на эстраде, и оркестр. Вначале мы устроили пикник, в парке.

— Вы говорите «мы»?

— Да, мы с дочерью, Софьей Сергеевной. Марфа Прокофьева тоже была с нами. И Осип Максимович, — добавила она после некоторой паузы.

— Понятно.

— Ну а с ним, разумеется, и Вадим Васильевич, — сказала она словно в пояснение.

— Очень вас прошу: расскажите, что произошло.

— Тихон, — выдохнула наконец она.

— Вон оно что.

— Да. Там был Тихон. То есть он, видимо, следовал как-то позади нас. Не в нашей компании. Может, просто по совпадению, взял и набрел на нас в… таком виде.

— В каком?

— В пьяном. Изрядно навеселе. Это единственно, чем можно объяснить его тогда поведение.

— А что он такого сделал?

— Мы расположились на пикник в крохотном таком ложке, под березой. Остальные все потом отправились на прогулку. Я же не пошла, что-то подустала. Осталась читать роман. И тут вдруг Тихон — и откуда только взялся! Выходит, и на меня прямо-таки падает. И…

— Ничего-ничего, бояться совершенно нечего. Говорите напрямую; поверьте, так лучше.

Глаза у Анны Александровны рассерженно блеснули.

— И начал со мной объясняться, в любви!

— И как вы на это отреагировали?

— Так он же дворник! — вскрикнула она изумленно.

— Он прежде всего человек.

— Помилуйте!

— Вы его отвергли?

— Это было ужасно! Прежде всего, он был пьян. Я что, должна отвечать чувствам пьяного дворника?

— Вас кто-нибудь застал за этим?

— Боже упаси! По счастью, нет.

— Точно?

— От всей души надеюсь.

— А что Степан Сергеевич? Он был в тот день с вами?

— Да собственно, нет.

— Степан Сер-ге-е-вич, — задумчиво, по слогам произнес следователь; Анна Александровна нахмурилась. — А вашу дочь звать…

— Софья.

— Софья Сергеевна? — Да.

— Стало быть, супруг ваш Сергеем именовался?

— Сергеем Павловичем. А что?

— Сергеевна… Сергеевич…

— О чем вы?

— Как интересно отчества совпадают.

— Совпадают, только и всего.

— А не могло быть так, что супруг ваш чувствовал к Степану Сергеевичу некое отцовское расположение? Что-нибудь вроде родительского долга?

— Я за мужа отвечать не вправе. Порфирий Петрович утвердительно кивнул.

— И не возможно ли то, что Степан Сергеевич намеренно подзуживал Тихона насчет чувств, которые он испытывал к вам? Не могло ли это послужить причиной ссоры?

— Я, право… — Профиль женщины был таким беззащитным и трогательным, что невольно сжималось сердце.

— Или, может, они были меж собой соперниками?

— Ну, знаете! — вскрикнула Анна Александровна. — Вы смеете на одном дыхании заявлять, что этот человек, с одной стороны, был сыном моего мужа, а с другой, так и вовсе моим любовником!

Порфирий Петрович слегка наклонил голову; вышло похоже на утвердительный кивок.

Тут двери в гостиную распахнулись, и на пороге возникла дородная фигура Осипа Максимовича Симонова; очки, как всегда, на месте.

— Что здесь происходит? — воспросил он с видом решительным, можно сказать грозным.

— Осип Максимович! Слава Богу! — как к спасителю, устремилась к нему Анна Александровна, простирая руки. Однако, не встретив ответной теплоты, замешкалась.