Книга Книга судьбы, страница 102 – Брэд Мельцер

Споткнувшись, первая леди опирается рукой о комод в стиле королевы Виктории, стоящий слева от меня, и чуть не падает.

— Мадам!

Выставив перед собой руку, она заставляет меня остаться на месте. Взгляд ее в растерянности блуждает по комнате. Поначалу мне кажется, что она лишилась рассудка от страха. Но то, как она смотрит по сторонам, словно не веря своим глазам… Вот она переводит взгляд с приставного столика с левой стороны кровати на приставной столик Мэннинга с правой стороны, смотрит на письменный стол, возвращается к комоду… И повсюду стоят семейные фотографии в рамочках… всех видов и размеров — и на всех снят Мэннинг.

— К-как он мог… как они могли поступить так? — обращается она ко мне, ожидая ответа.

Но я могу лишь растерянно смотреть на нее. Я больше не чувствую ни рук, ни ног. У меня онемело все тело. Неужели она хочет сказать, что Мэннинг знал о…

— Бойл сказал что-нибудь, когда ты виделся с ним? Он объяснил тебе, что происходит?

— Я… я случайно столкнулся с ним, — бормочу я, и собственные слова доносятся до меня, как сквозь вату. — Он сбежал еще до того, как я успел сообразить, что произошло.

У первой леди снова начинает дрожать рука. Она очень похожа на меня того, каким я был в Малайзии. Благодаря письму она наконец узнала, что ее мертвый друг на самом деле жив. И, судя по тому, что написал Бойл, он по какой-то причине винит во всем себя, говоря, что поступил так для того, чтобы защитить свою семью. Ошеломленная и растерянная, доктор Мэннинг опускается на сундук с нарисованным американским флагом на крышке, который стоит в ногах кровати, и невидящим взором смотрит на письмо Бойла.

— Все равно я не могу…

— Он звонил мне вчера и предупредил, чтобы я не лез в это дело, — непонятно зачем говорю вдруг я. — Что это не моя война. — Меня снова охватывает ярость. — Но на самом деле это моя война.

Первая леди рассеянно смотрит на меня, словно позабыв о том, что я стою перед ней. На скулах у нее играют желваки, и она кладет руку на колено, чтобы та перестала дрожать. Достаточно плохо уже то, что она так расстроена. Еще хуже, что это происходит на моих глазах. И вдруг словно по мановению волшебной палочки она расправляет плечи и воинственно задирает подбородок. Врожденные политические инстинкты, отточенные многолетней привычкой не обсуждать свои личные дела с посторонними, берут верх.

— Он прав, — заявляет она.

— О чем вы говорите?

— Послушайся Бойла, — советует она. И, подумав, спохватывается: — Пожалуйста.

— Но, мадам…

— Забудь о том, что ты вообще видел его, забудь, что он звонил тебе.

Голос у нее срывается, и до меня доходит, как сильно я ошибался в ней. Оказывается, дело вовсе не в том, что она позволила себе проявить эмоции перед фактически посторонним человеком. Дело в том, что она всеми силами старается играть роль ангела-хранителя. И не только для своего супруга. Для меня тоже.

— Уэс, если ты сейчас отойдешь в сторону, они, по крайней мере, не будут знать, что ты…

— Они уже знают. Они знают, что я видел Бойла.

— Они? Кто такие они? — живо интересуется она, озабоченно нахмурившись.

— Троица, — с уверенностью заявляю я.

Услышав мои слова, первая леди поднимает голову, и я замечаю искорки понимания в ее глазах. Еще бы, они доставляли неприятности ее другу, так что она не может не знать подробностей. Но это отнюдь не означает, что она хочет и меня впутать в эту историю.

— Мне известно, кто они такие, — повторяю я.

— Думаю, что ты ошибаешься, Уэс.

— Как вы можете?! — Я умолкаю, чувствуя, как адреналиновый всплеск у меня в крови подавляет приступ тошноты. В течение восьми лет я позволял ей оберегать себя. Но с меня хватит. — Я знаю, что Троица боролась с президентом и Бойлом. Я знаю, что сведения об операции «Черный дрозд», в чем бы она ни заключалась, стоили шесть миллионов долларов, которые должны были быть выплачены Римлянину, являвшемуся, очевидно, одним из самых ценных информаторов правительства. Я знаю, что на одном из заседаний Совета национальной безопасности президент заблокировал этот платеж. И еще знаю, что потеря такой крупной суммы — и того, что они наверняка могли бы получить впоследствии, — должна была привести их в ярость. Единственное, чего я не понимаю, это в чем заключалась роль Бойла и что он сделал такого, что Троица не колеблясь отправила по его следам профессионального убийцу?

Я ожидаю, что она вздохнет с облегчением, узнав, что отныне не одинока, но первая леди почему-то выглядит еще более напуганной, чем прежде. Я вспоминаю, что письмо Бойла, очевидно, стало для нее таким же шоком, который испытал я, когда столкнулся с ним нос к носу. И даже при том, что я раскопал некоторые семейные тайны, вне зависимости от того, что сделали ее муж или Бойл, она не хочет, чтобы я пострадал из-за своих знаний.

— Откуда ты узнал о Троице? — спрашивает она наконец.

Я нерешительно раздумываю, что ей ответить.

— Через друга моего друга, который работает в Министерстве обороны.

— А кто сказал тебе, что они боролись с президентом?

— Об этом я догадался сам.

Первая леди со страхом смотрит мне прямо в лицо, взвешивая последствия. Она знает, что я ей не враг. Но это не значит, что она позволит мне стать ее другом. Тем не менее я близок к ней. Слишком близок, чтобы просто отправить меня восвояси и предоставить своей судьбе.

— Я могу помочь вам, — говорю я.

Она отрицательно качает головой. Мои слова не убедили ее.

— Мадам, им известно, что я видел Бойла. Если вы стараетесь уберечь меня, то уже слишком поздно. Просто расскажите мне, что сделал Бойл, и…

— Дело не в том, что Бойл сделал, — шепотом отвечает она. — А в том, чего он не делал. — Она спохватывается, явно сожалея о том, что проговорилась.

— Не сделал с кем? С президентом?

— Нет! — Но больше она не добавляет ни слова. Опустив голову, она снова замыкается в себе.

— Тогда с кем? С вами? С Олбрайтом? Пожалуйста, расскажите мне, в чем дело.

Она упорно не желает отвечать.

— Доктор Мэннинг, прошу вас. Вы знаете меня вот уже восемь лет. Неужели за это время я сделал хоть что-то, что могло причинить вам вред?

Она упрямо не поднимает головы, и я не могу сказать, что виню ее за это. Она — бывшая первая леди Соединенных Штатов Америки. Она не собирается делиться своими страхами с каким-то молодым помощником. Но мне все равно. Я должен знать, что происходит.

— Вот так, значит? Мне следует повернуться и уйти?

Ответом мне служит лишь молчание. Нет сомнения, она надеется, что я вспомню, кто я такой, и постараюсь избежать конфликта, как всегда бывало раньше. Два дня назад я бы так и сделал. Но не сейчас.