Книга Воровская честь, страница 55 – Джеффри Арчер

— Может быть, он просто близорукий? — сказала Сьюзан.

— Наш агент докладывает, что ни до, ни после этого его никогда не видели в очках, — ответил Хатчинз. — Ну а теперь действительно плохие новости, — продолжил он.

— Значит, это были не самые плохие? — заметил Кристофер.

— Да, сэр. Неделю спустя Аль-Обайди вылетел в Женеву, где наш местный агент обнаружил его выходившим из банка. — Декстер заглянул в свои записи. — «Франчард и К°». В руках у него был пластиковый цилиндр, я цитирую: «…чуть больше двух футов длиной и около двух дюймов диаметром».

— Кто будет докладывать президенту? — спросил Кристофер, прикладывая руки к лицу.

— Он отвёз цилиндр на автомобиле прямо во Дворец наций, и больше его никто не видел.

— А Баразан Аль-Тикрити, двоюродный брат Саддама, является послом Ирака при ООН в Женеве, — сказала Сьюзан.

— Не напоминайте мне об этом, — вздохнул Кристофер. — Мне хочется знать только, какого черта ваш человек не набросился на Аль-Обайди, когда было ясно, что он несёт? Я бы нашёл способ, как зажать рот швейцарцам.

— Мы бы сделали это, если бы знали, что он несёт, но тогда ещё не было известно, что Декларация похищена, а наблюдение было той самой рутинной работой, которая вызывает недовольство некоторых граждан.

— Так вы хотите сказать нам, господин Хатчинз, что Декларация уже вполне может быть в Багдаде к этому времени, — заметил Лей. — Ведь если она была отправлена с дипломатической почтой, швейцарцы никак не могли дать нам знать об этом.

Несколько секунд все молчали.

— Давайте исходить из худшего, — сказал наконец госсекретарь. — Декларация уже у Саддама. И каким в этом случае может быть его следующий шаг? Скотт, вы у нас по части логики. Вы можете предположить, какими будут его действия?

— Нет, сэр, Саддам не тот человек, чьи действия можно предсказать. Особенно после его неудавшейся попытки убить Джорджа Буша во время апрельской поездки в Кувейт. Хотя весь мир обвинил в организации этого заговора лично его, как он отреагировал на это? Не обычными для него криками и визгами по поводу лживости американского империализма, а взвешенным и членораздельным заявлением своего представителя в ООН, отрицавшим всякое личное участие. Почему? Пресса объясняет это тем, что Саддам якобы надеется, что Клинтон в перспективе окажется более благоразумным, чем Буш. Я не верю этому. Мне кажется, что Саддам понимает, что позиция Клинтона не сильно отличается от позиции его предшественника. Я не думаю, что он исходит из этого. Нет, мне кажется, он считает, что, заполучив в свои руки Декларацию, он приобретает столь мощное оружие, что может унизить Соединённые Штаты и, в частности, их нового президента, как и когда ему захочется.

— Когда и как, Скотт? Если бы знать это…

— У меня две теории на этот счёт, сэр, — ответил Скотт.

— Давайте выслушаем обе.

— Ни одна из них не сулит нам ничего хорошего, господин секретарь.

— И тем не менее…

— Первое: он созывает пресс-конференцию с участием представителей средств массовой информации со всего мира. Выбирает какое-нибудь публичное место в Багдаде, где он будет находиться в надёжном окружении своих людей, и затем рвёт, сжигает, уничтожает или делает все, что ему захочется, с Декларацией. У меня такое ощущение, что это произведёт фурор на телевидении.

— Но мы разбомбим Багдад в пух и прах, если он попытается сделать это, — сказал Декстер Хатчинз.

— Сомневаюсь, — ответил Скотт. — Как отреагируют наши английские и французские союзники, не говоря уже о дружественных арабских странах, на то, что мы станем бомбить невинное гражданское население только потому, что Саддам украл у нас из-под носа Декларацию независимости?

— Вы правы, Скотт, — сказал Уоррен Кристофер. — Президент прослывёт варваром, если ответит бомбардировкой на то, что многие в мире посчитают просто идеологической диверсией, хотя скажу вам по секрету, что у нас действительно имеются планы нанесения бомбовых ударов по Багдаду на случай, если Саддам будет продолжать препятствовать попыткам инспекционных групп ООН проверить ядерные объекты Ирака.

— Дата уже определена? — спросил Скотт.

— Воскресенье, 27 июня, — сказал Кристофер после некоторых колебаний.

— Такой выбор времени может оказаться неудачным для нас, — заметил Скотт.

— Почему? Когда, по вашему мнению, Саддам может решиться на свою провокацию? — спросил Кристофер.

— На этот вопрос нелегко ответить, сэр, — сказал Скотт, — поскольку при этом надо мыслить его же категориями. Но это почти невозможно, поскольку он способен менять своё мнение чуть ли не ежечасно. Если все же допустить, что он подходит к этому вопросу логически, то я могу предположить, что он рассматривает две альтернативы. Либо устроить шоу, приурочив его к какой-нибудь знаменательной дате, такой как годовщина войны в Заливе, или…

— Или?… — сказал Кристофер.

— Или использовать её в качестве средства шантажа для того, чтобы вернуть себе нефтяные поля Кувейта. Ведь он постоянно заявляет, что у него есть соглашение с нами по этому вопросу.

— Даже страшно себе представить, что такое может случиться, — сказал госсекретарь, поворачиваясь к заместителю директора. — Вы начали работать над тем, как нам вернуть документ?

— Пока нет, сэр, — ответил Декстер Хатчинз. — Я подозреваю, рукопись будут охранять не хуже, чем самого Саддама. И, честно говоря, мы только вчера вечером узнали о её вероятном местонахождении.

— Полковник Крац, — сказал Кристофер, обращаясь к представителю МОССАДа, который пока сидел молча. — Ваш премьер-министр проинформировал нас несколько недель назад, что вы планируете на ближайшее будущее физическое устранение Саддама.

— Да, сэр, но, учитывая вашу нынешнюю дилемму, ему пришлось отложить этот план на время, пока проблема с Декларацией не будет разрешена тем или иным образом.

— Я уже говорил господину Рабину, как я ценю его поддержку, тем более что он не может сообщить истинную причину отсрочки даже своему собственному кабинету.

— Но у нас тоже проблемы, сэр, — признался израильтянин.

— Что ж, валяйте, полковник, коли не шутите.

Раздавшийся смех помог снять напряжение, но только на какой-то момент.

— Мы готовили агента, которого собирались включить в группу для проведения операции по устранению Саддама, Ханну Копек.

— Девушку, которая… — Кристофер незаметно взглянул на Скотта.

— Да, сэр. Она совершенно невиновна. Но проблема не в этом. После того, как она вернулась в тот вечер в иракское представительство, мы не смогли связаться с Копек и дать ей знать, что произошло, поскольку несколько дней она не покидала посольство, а затем под усиленной охраной отбыла вместе с послом в Багдад. При этом агент Копек продолжает ошибочно полагать, что она лишила жизни Скотта Брэдли, и мы подозреваем, что её единственной целью теперь является убийство Саддама.