Книга Дети судьбы, страница 19 – Джеффри Арчер

Даже одетая в школьную форму, Ребекка выделялась среди остальных девушек, которым мистер Томпсон устраивал пробу. Высокая, стройная, со светлыми волосами, спадавшими на плечи, она излучала уверенность в себе, которая завораживала Ната, и он немедленно среагировал на её улыбку. Когда она улыбнулась ему в ответ, он отвернулся, смущённый тем, что, возможно, смутил её. Он знал только её имя.

— Что значит имя? — спросил он.

— Это не из той пьесы, Нат. Ещё раз!

Ребекка Армитэдж ждала, пока Нат, запинаясь, произнёс:

— «Но вот она сама сюда идёт».

Ребекка удивилась, потому что раньше, когда она стояла в стороне и слушала его, он говорил очень уверенно. Она взглянула на свой текст и прочла:

— «Прошу, не осуждай мою поспешность.

Но если ты в своём решенье твёрд,

Святой отец нас отведёт в часовню:

Там под священной кровлей перед ним

Ты поклянёшься соблюдать мне верность,

Чтоб наконец нашла успокоенье

Ревнивая, тревожная душа.

Помолвку нашу сохранит он в тайне,

Пока ты сам не скажешь, что пора

Нам обвенчаться, как пристало мне

И сану моему. Ведь ты согласен?» [16]

Нат молчал.

— Нат, ваша реплика, — подсказал мистер Томпсон. — Дайте Ребекке возможность произнести ещё несколько строк. Я признаю, что восхищённый взгляд весьма эффективен и может сойти за актёрскую игру, но ведь мы репетируем не пантомиму. Один или два зрителя, может быть, даже захотят услышать знакомые им строки мистера Шекспира.

— Да, сэр; простите, сэр, — сказал Нат и вернулся к тексту:

— «Да, я готов произнести обет

И быть вам верным до скончанья лет».

— «Идёмте, отче. Небеса так ясны,

Как будто нас благословить согласны»,

— произнесла Ребекка.

— Благодарю вас, мисс Армитэдж, это — всё.

— Но она чудесно играла, — сказал Нат.

— О, вы можете произнести целую строчку, не запинаясь, — сказал мистер Томпсон. — На последней стадии подготовки это меня утешает, но я не знал, что вы хотели не только играть главную роль, но быть и режиссёром. Однако, Нат, мне кажется, что я уже решил, кто будет играть Оливию.

Нат проводил глазами Ребекку, которая быстро сошла со сцены.

— А как насчёт Виолы? — спросил он.

— Если я правильно понимаю сюжет пьесы, Нат, Виола — это ваша сестра-близнец; а к сожалению — или к счастью — Ребекка совершенно не похожа на вас.

— Тогда Мария, она превосходно сыграет Марию.

— Наверняка, но Ребекка — слишком высокого роста, чтобы играть Марию.

— А вы не подумали, что Фесте можно превратить в женщину?

— Нет, честно говоря, Нат, я об этом не подумал — отчасти потому, что у меня нет времени заново переписывать всю шекспировскую пьесу.

Нат не заметил, что Ребекка спряталась за колонну, пытаясь скрыть своё смущение, пока он упорно продолжал нести чепуху.

— А как насчёт служанки в доме Оливии?

— Что насчёт её?

— Ребекка может быть превосходной служанкой.

— Я уверен, что может, но она не может играть Оливию и одновременно быть её служанкой. Кто-то в публике может заметить… — Нат открыл рот, но ничего не сказал. — А, наконец-то молчание, а то я было думал, что вы за одну ночь хотите переписать пьесу заново, чтобы Оливия участвовала ещё в нескольких сценах с Себастьяном, о чём мистер Шекспир даже не подумал. — Нат услышал смешок из-за колонны. — Хотите ещё кого-нибудь предложить на роль служанки, Нат, или я могу продолжать распределять роли в пьесе?

— Простите, сэр, — сказал Нат. — Простите.

Мистер Томпсон вспрыгнул на сцену, улыбнулся Нату и прошептал:

— Если вы собирались изображать неприступного, то из этого ничего не вышло. Вы показали, что доступны, как проститутка в казино Лас-Вегаса. Я уверен, вам интересно будет узнать, что в будущем году мы будем ставить «Укрощение строптивой», и это вам подошло бы куда больше. Родись вы на год позже, ваша жизнь была бы совсем другой. Однако желаю удачи с мисс Армитэдж.

* * *

— Этого ученика следует исключить, — сказал мистер Флеминг.

— Но, сэр, — сказал Флетчер, — Пирсону всего пятнадцать лет, и он сразу же извинился перед миссис Эплъярд.

— Я ничего другого и не ожидал, — сказал священник, который до того ни разу не высказал своего мнения.

— И во всяком случае, — сказал директор, поднимаясь из-за своего стола, — вы можете себе представить, как это повлияет на школьную дисциплину, если станет известно, что кому-то сошло с рук оскорбление жены учителя?

— Значит, слова «проклятая женщина» решат всё будущее мальчика?

— Это — следствие дурных манер, — сказал директор. — И, по крайней мере, мы будем уверены, что он усвоил этот урок.

— Но что он усвоит? — спросил Флетчер. — Что никогда в жизни нельзя выругаться?

— Почему вы так яростно защищаете этого мальчика?

— Это совет, который вы нам дали в своей первой лекции, сэр: вы сказали, что не встать на защиту несправедливо обиженного — это трусость.

Мистер Флеминг посмотрел на священника, который ничего не сказал. Он хорошо помнил эту свою лекцию. Он повторял её каждому новому начальному классу.

— Можно мне задать вам дерзкий вопрос? — спросил Флетчер, поворачиваясь к священнику.

— Конечно, — несколько боязливо сказал доктор Уэйд.

— Не хотелось ли вам когда-нибудь обругать миссис Эплъярд? Мне, например, несколько раз хотелось.

— Не в этом дело, Флетчер. Вы проявили сдержанность, а Пирсон — нет, и за это он должен быть наказан.

— Если этим наказанием будет исключение, сэр, то мне придётся уйти с поста председателя ученического совета, потому что Библия учит нас, что помышление так же греховно, как деяние.

Мистер Флеминг и священник посмотрели на него с изумлением.

— Но почему, Флетчер? Вы же понимаете, что, если вы уйдёте с этого поста, уменьшатся ваши шансы попасть в Йель?

— Человек, который позволяет влиять на себя при помощи таких аргументов, недостоин попасть в Йель.

Мистер Флеминг и священник были так поражены, что некоторое время не могли произнести ни слова.

— Не слишком ли это крайняя позиция? — наконец спросил священник.

— Нет, доктор Уэйд. Я не могу стоять и смотреть, как ученика приносят в жертву женщине, которую пропесочил раздражённый юноша.