Книга Ни пенсом больше, ни пенсом меньше, страница 34 – Джеффри Арчер

Штейн согласился с выбором Жан-Пьера и, прежде чем приняться за работу, долго и тщательно изучал и черно-белую репродукцию La Moisson, и цветные слайды копий. Затем он нашёл третьестепенную картину какого-то французского художника XIX века и умело снял с неё всю краску, оставив чистое полотно. Нетронутым оказался только важный штемпель на обороте, который даже он не смог бы воспроизвести. Отметив на полотне точные размеры картины — 48,5 х 53 см, Штейн выбрал мастихин и кисть — все во вкусе Ван Гога. Через шесть недель, по окончании работы, он отлакировал La Moisson и четверо суток при невысокой температуре 30°С прожаривал её в духовке, чтобы придать ей вид старого полотна. Жан-Пьер предоставил ему тяжёлую позолоченную раму в стиле импрессионистов, и к приезду Харви Меткафа картина была готова.

Заглотив приманку, Харви направился в галерею Ламанна, и не зря. Когда он был в пяти шагах от неё, то увидел, как картину снимают с витрины. Он не верил своим глазам. Все сомнения тут же развеялись: полотно Ван Гога, и к тому же в превосходном состоянии. В действительности, La Moisson простояла в витрине не более двух минут.

Харви почти вбежал в галерею. Жан-Пьер, Джеймс и Стивен сделали вид, что они настолько поглощены разговором, что никто из них не заметил его появления. Стивен произнёс с немецким акцентом, обращаясь к Жан-Пьеру:

— Сто семьдесят тысяч гиней есть высокий цена, но это есть великолепный экземпляр. Вы можете быть уверен, что картина есть тот, который исчез из Берлин в тридцать седьмой год?

— Сэр, никогда нельзя быть ни в чём уверенным, но убедитесь сами: на обратной стороне полотна вы можете видеть штемпель Берлинской национальной галереи, а Бернхайм Жён подтвердил, что в двадцать седьмом году продал картину немцам. История этого полотна чётко прослеживается до тысяча восемьсот девяностого года. И похоже на правду, что в разгар войны картину украли из музея.

— Как вы стать хозяин картина?

— Она попала ко мне из частной коллекции одного английского аристократа, который пожелал остаться неизвестным.

— Великолепно! — воскликнул Стивен. — Я хотел бы резервировать её до четыре часа дня, когда принесу чек на 170 000 гиней из Дрезднербанк А. Г. Можно так?

— Конечно, сэр, — ответил Жан-Пьер. — Я поставлю на картину красную точку.

Джеймс в умопомрачительном костюме и лихо заломленной фетровой шляпе крутился позади Стивена с видом знатока.

— Это, несомненно, великолепный образец работы мастера, — льстиво заметил он.

— Да, я показывал её Джулиусу Бзррону, галерея «Сотбис», и он сказал то же самое.

Джеймс семенящей походкой прошёл в конец галереи, наслаждаясь своей ролью знатока. В этот момент вошёл Робин, из кармана его куртки торчал номер «Гардиан».

— Доброе утро, мистер Ламанн. В «Сотбис» прошёл слух о Ван Гоге, который, как я всегда считал, находился в России. Хочу для завтрашнего номера написать несколько строчек об истории этого полотна и как оно попало к вам. Вы не против?

— Я буду только рад, — ответил Жан-Пьер, — но, к вашему сведению, я только что за 170 000 гиней зарезервировал эту картину для герра Дроссера, известного немецкого дилера.

— Весьма разумная цена, — компетентно отозвался Джеймс с другого конца галереи. — Со времён Mademoiselle Revoux [33] я не видел в Лондоне Ван Гога лучше. Сожалею только, что не моя галерея выставила это чудо на аукцион. Вы счастливый человек, мистер Дроссер. Если вдруг решите продать эту картину, не стесняйтесь позвонить мне. — С этими словами Джеймс вручил Стивену свою визитку и улыбнулся Жан-Пьеру.

Жан-Пьер во все глаза смотрел на Джеймса. Он играл изумительно. Робин начал делать в блокноте заметки, надеясь, что со стороны его действия сойдут за стенографическую запись, затем снова обратился к Жан-Пьеру:

— А у вас есть снимок картины?

— Конечно.

Жан-Пьер выдвинул ящик стола и, достав цветной фотоснимок картины с приложенным к нему описанием, вручил Робину.

— Пожалуйста, проверьте написание «Ламанн», хорошо? Я уже устал от того, что меня постоянно путают с французскими автогонками.

Он повернулся к Стивену:

— Простите, что заставил вас ждать, герр Дроссер. Как вы хотите, чтобы картина была доставлена?

— Можете посылать её мне в отель «Дорчестер» завтра утром. Номер сто двадцать.

— Так и сделаем, сэр.

Стивен направился к выходу.

— Простите, сэр, — обратился к нему Робин, — не могли бы вы любезно уточнить, как пишется ваша фамилия?

— Д. Р. О. С. С. Е. Р.

— Вы разрешите мне упомянуть вас в моей статье?

— Вы можете. Я с моей покупкой очень доволен. Всего хорошего, джентльмены. — Он резко кивнул и вышел на улицу.

И тут, к ужасу Жан-Пьера, Робина и Джеймса, Харви, не задержавшись ни на секунду, тоже ушёл.

Жан-Пьер тяжело опустился на письменный стол из красного дерева в стиле короля Георга и в отчаянии посмотрел на компаньонов.

— Господи Всемогущий, все провалилось! Шесть недель подготовки, три дня агонии, а ему наплевать — он уходит! — Жан-Пьер бросил злобный взгляд на La Moisson.

— А Стивен уверял нас, что Харви останется и будет торговаться с Жан-Пьером. «Это в его привычках, — передразнил Джеймс. — Он никогда не выпустит картину из рук».

— И кто, черт побери, придумал эту глупую затею? — пробормотал Робин.

— Стивен! — в один голос вскрикнули они и бросились к окну.

— Какая интересная статуэтка Генри Мура! — произнесла затянутая в корсет дама средних лет, и её рука уверенно легла на бронзовый пах обнажённого акробата. Пока компаньоны недовольно бурчали, никто из них и не заметил, как дама появилась в галерее. — Сколько хотите за него?

— Мадам, я подойду к вам через минуту, — извинился Жан-Пьер. — Смотрите, похоже, Меткаф идёт за Стивеном. Робин, свяжись с ним по радио.

— Стивен, ты меня слышишь? Только не оглядывайся. Кажется, Харви пошёл за тобой — сейчас он в нескольких метрах от тебя.

— Какого черта, пошёл за мной? Он должен был остаться в галерее с вами и покупать Ван Гога. Чего вы там ещё придумали?

— Харви слегка изменил сценарий. Он сразу же пошёл за тобой, и мы ничего не смогли сделать, что запланировали.

— Очень умно. А что мне теперь прикажете делать?

Инициативу перехватил Жан-Пьер:

— Если он и в самом деле идёт за тобой, лучше всего иди в сторону «Дорчестера».

— Но я понятия не имею, где находится «Дорчестер»! — взвизгнул Стивен.

На помощь пришёл Робин:

— Стивен, на первом перекрёстке поверни направо, и ты выйдешь прямо на Брутон-стрит. Так и иди все прямо и прямо, пока не дойдёшь до Беркли-сквер. Оставайся на связи, только не оборачивайся, а то вдруг превратишься в соляной столб.