Книга Праздник подсолнухов, страница 44 – Иори Фудзивара

— Скандал Вакера, — пробормотал он. — Отто Вакер в двадцатые годы действительно подделал более тридцати работ Ван Гога. Несколько крупных деятелей, среди них де ла Фай, [50] разыграли целый фарс то ли с целью сохранить собственный авторитет, то ли вследствие профессиональной несостоятельности. И все же это лишь красочный эпизод, вносящий дополнительный колорит в историю искусств.

— А еще поговаривают, что знаменитая картина в одном французском музее также является подделкой.

— Поговаривают. Я видел ее в Париже, но затрудняюсь сказать что-либо определенное. Тема гения и подделки стара как мир. И все же, господин Акияма, вам наверняка известно, что основная масса подделок Ван Гога приходится на его двухлетний парижский период.

— Да, я слышал нечто подобное. Поскольку в те годы он жил вместе с братом Тео, писем практически не осталось и упоминаний о произведениях крайне мало. Наверное, в этом и кроется основная причина.

Харада кивнул с видом учителя, вызвавшего к доске ученика:

— Вы абсолютно правы. Сам собой напрашивается вывод: неужели кто-то отважится на такой эксцентричный ход — подделать известнейшую серию «Подсолнухов» арльского периода?

— Именно благодаря тесной связи Ван Гога с братом, которому он отправлял почти все свои работы, они не растерялись по миру. И «Подсолнухи» не исключение.

Он снова кивнул:

— Да, произведениям Ван Гога выпала счастливая судьба — куда более счастливая, чем другим гениальным полотнам, — чего не скажешь об их авторе. И все же мы знаем немало примеров, когда он дарил портреты своим моделям.

Я снова почувствовал, как меня начинает душить смех. Да что со мной такое?! Может, всему виной ощущение нереальности, исходящее от Харады? Или меня околдовал призрак «Подсолнухов»?

— Я забыл задать главный вопрос.

— Какой же?

— Сам-то ты видел эти восьмые «Подсолнухи»?

Он медленно покачал головой и внимательно посмотрел на меня:

— Господин Акияма, вам ведь знакомо имя Натали Ришле, вдовы Фредерика Ришле?

— Да, я слышал о ней, — ответил я. — Кажется, ей принадлежит знаменитая коллекция фовистов.

Было и еще кое-что, о чем рассказала мне Эйко осенью восемьдесят восьмого года, за год до смерти.

В тот год их музей готовился к выставке, которая открывалась через два года. Подготовка — выбор центральных произведений, переговоры с музеями и частными коллекционерами об условиях предоставления картин, страховка, схема доставки туда и обратно — как правило, начинается за два-три года и полностью ложится на плечи музейных работников. В октябре, после общения с Ришле по телефону, Эйко отправилась к ней в гости для окончательных переговоров. По возвращении она сообщила, что, хотя Ришле и проживает в Пенсильвании, по происхождению она француженка, что видно уже из ее имени. Да что там может быть видно из ее имени?! Помнится, я ответил, что для меня все иностранные фамилии звучат примерно одинаково — как язык суахили. Я не задавал вопросов, а Эйко лишь загадочно улыбнулась:

— Когда ты будешь посвободнее, я расскажу тебе потрясающую историю. Но это долгий разговор.

Времени для этого разговора в итоге у нас так и не нашлось. Виной тому была не только моя занятость — почти сразу после ее возвращения нам позвонили из полиции и сообщили, что у Хироси, брата Эйко, неприятности.

Харада вопросительно взглянул на меня.

— Так что там с этой Ришле? — опомнился я.

— В конце прошлого года она скончалась в возрасте семидесяти шести лет. Они с Нисиной были ровесниками.

— Вот как? Никогда не интересовался возрастом стариков и детей, но на сей раз, признаюсь, удивлен.

— Все удивляются. Кстати, Ришле оставила завещание, что, в общем-то, естественно. Поскольку у нее не осталось родственников, по завещанию вся ее коллекция переходит к Художественному музею Филадельфии. В японской прессе эта новость не нашла отражения, но местные газеты много писали об этом, ведь в ее знаменитой, как вы справедливо заметили, коллекции есть работы таких редких авторов, как Вламинк [51] и Дерен. [52]

— Какое отношение это имеет к твоей истории?

— В соответствии с волей покойной содержание завещания не разглашается, однако в нем указано два японских имени. Одно из них женское — Эйко Акияма.

Я молча уставился на него. Падающий из окна свет опустился на уровень его галстука, на лицо теперь падала тень, но даже при таком освещении в его взгляде угадывался прежний металлический холод. Эйко говорила, что они очень подружились с Ришле, — но чтобы та упомянула ее в завещании?! После паузы я заговорил:

— Откуда тебе известно содержание завещания, не подлежащего огласке?

— Я его прочитал.

— Прочитал?!

Он кивнул:

— По чистой случайности поверенный Ришле, Джордж Престон, оказался давним приятелем Нисины. Кажется, они познакомились в Нью-Йорке, когда оба были молоды и пытались служить искусству — Престон мечтал стать художником, как и Нисина. Ах, эти времена, когда за доллар давали триста шестьдесят иен… Учитывая увлеченность Ришле живописью, лучшего поверенного, чем Престон, ей было не найти. Он позвонил Нисине и сказал: «Есть новости, мне важно знать твое мнение». Новости касались завещания. На Рождество мы с Нисиной отправились в Пенсильванию.

— Между тем нарушение воли клиента о неразглашении содержания завещания противоречит адвокатской этике, тем более в Америке, не так ли?

— Адвокат рассудил, что знакомство узкого круга лиц с содержанием завещания не является его разглашением.

— Ясно, рука руку моет.

— Возможно, вы правы, и все же содержание завещания было просто ошеломляющим. Оно потрясло бы любого, кто имеет хоть какое-то представление об искусстве. Вам интересно узнать, что в нем было написано?

— Даже если я скажу, что неинтересно, ты ведь все равно расскажешь.

— Да, мне очень хотелось бы сообщить вам о нем. Этот документ можно назвать посланием к вам. Это даже не завещание, а некое посвящение. Адвокат проявил профессиональную порядочность и не позволил нам снять копию, но я постарался запомнить текст. Думаю, что сумею воспроизвести его достаточно точно, без серьезных ошибок и пропусков.

— Если решил рассказать, так рассказывай.

Харада кивнул. С бесстрастным выражением он подчеркнул, что озвучивает содержание завещания как нейтральное лицо, призванное всего лишь донести до меня ряд объективных фактов. После этого краткого вступления Харада начал рассказ.