Книга Жена завоевателя, страница 40 – Крис Кеннеди

Он покачал головой:

– Каждый барон и рыцарь понимает, что покончить с междоусобицами можно, только посадив на трон Генриха. Это не тайна, просто вопрос времени. Папа не короновал бы принца Эсташа, даже если бы тот остался в живых. Впрочем, теперь это не имеет значения.

Гвин почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица, но он, кажется, не заметил этого.

– Стефан добр и галантен, – сумела она процедить сквозь стиснутые зубы.

– Галантный или нет, но он бездарность. И украл корону. Не забывай об этом, миледи. Он поклялся уважать право Матильды на престол, а затем стащил корону, как только она отвернулась. И как это сочетается с твоими представлениями о галантности?

– Лучше, чем с моими представлениями о тебе.

Он улыбнулся, и в изгибе его губ она усмотрела, нечто опасное.

И в груди у нее над сердцем что-то шевельнулось, и она ощутила томление. Она желала его. Желала этой улыбки, обращенной к ней и для нее.

Как такое было возможно?

Чтобы лорд Гриффин был наверху, а принц Эсташ внизу? Это была семья, которую ее отец ненавидел, враг, которому король заставил ее противостоять и поклясться в этом. Она могла представить свое ужасное будущее, забрезжившее вдруг перед глазами, будто отражение в пруду.

Заставив себя отвести взгляд, Гвиневра снова вернулась к окну.

– Меня утомляет эта пикировка. Что ты хочешь знать?

– Об обороне. Сколько у тебя людей?

– Из двенадцати состоит гарнизон и, возможно, сотни две в близлежащих деревнях и городке. – Голос ее сорвался: – Не считая погибших.

Его тихий голос проник сквозь охватившую ее боль:

– Они не будут забыты.

– Тобой? – спросила она с горьким смехом.

– Тобой.

Гвиневра подняла голову и с удивлением заметила, что он снова оказался рядом. Так близко, что она могла расслышать его дыхание:

– Возможно, тебя удивит, как уважительно я отношусь к тем, кто проявляет верность.

Его квадратный подбородок был слегка выдвинут вперед, и это вызвало у нее неуместное сейчас чувственное ощущение, что он сжимает ее в объятиях. И его надменность, столь шедшая ему, не была для нее неожиданной.

– Что еще ты хочешь знать? – спросила она холодно и отрывисто.

– О сенешале.

– Это мой Уильям из Файв-Стрэндс.

Он скрестил руки на груди.

– Припоминаю, что ты говорила о нем. И была права.

Она бросила взгляд через плечо:

– В чем права?

– Я заметил их примерно пять.

Она прикусила губу, чтобы скрыть неконтролируемое подрагивание рта, и опустила глаза.

Надо изобразить притворную капитуляцию, сердито уговаривала она себя. Но только притворную, а не настоящую.

– А как насчет его склонностей и предпочтений? – спросил Гриффин.

– У него есть одно предпочтение – я. В этом нет сомнений. Но раз уж ты вспомнил о нем, могу сказать, что он обладает талантом к цифрам и очень хорошо выполняет свои обязанности.

– Он мне не нужен. А как насчет твоих рыцарей? Сколько их сейчас?

– В настоящий момент с десяток.

– И чего мне от них ожидать?

Она скупо улыбнулась:

– Сопротивления. Они будут сопротивляться все до единого.

Его улыбка была намного шире.

– Говоришь, все до единого?

– Что?

– Считаешь, они верны тебе все до единого?

Ее улыбка теперь казалась неуверенной:

– А тебе известно что-то другое?

– Я знаю, что все они принесли мне клятву верности.

Он помолчал, потом добавил:

– Все до единого.

От изумления ее рот широко раскрылся. В этот напряженный момент в рот ей могла залететь муха и вылететь обратно.

– Джеравиус? Фальк?

– Это высокий мускулистый малый с блестящими глазами? Любит камень и вообще архитектуру.

– Джеравиус, – едва слышно выдохнула она.

– А как насчет твоего военачальника?

Ее плечи опустились.

– Фалька?

Он оглядывал ее с головы до ног.

– Они сказали, что это ради твоего блата и безопасности. Я принял их клятву верности.

– Ради безопасности? Моей безопасности?

– Они сочли, что ты в опасности, – сказал он задумчиво, окидывая взглядом комнату с ее потертыми гобеленами и обивкой.

– Не сомневаюсь, что ты облегчил их совесть и успокоил их.

Его взгляд переместился на нее:

– А почему ты воображаешь, что тебе не грозит опасность?

Ее невольно охватил страх, и она содрогнулась, но гневный взгляд, которым она его окинула, должен был сбить с него спесь. Однако она не преуспела.

– А я в опасности? – смогла она все-таки спросить.

– Что я говорил тебе прежде?

– Когда прежде?

– Ну, в гостинице по дороге из Лондона.

Она окинула его проницательным взглядом:

– Это не было гостиницей.

Его взгляд пропутешествовал по ее корсажу, потом спустился вниз, на юбки, и снова вернулся к лицу.

– Что я тогда сказал тебе, Гвиневра?

Ей потребовалась целая минута, чтобы прийти в себя. Она с трудом сглотнула. Господи! Он говорил ей тысячу опасных и соблазнительных вещей, чувственных, касающихся плоти.

– Ты… ты говорил много разного.

Она рассеянно сделала жест, обращенный к его поясу:

– Но ведь тогда ты не был одет как воин и к боку твоему не был прицеплен меч.

Его руки задвигались, он отстегнул пояс. Тот со звоном упал на пол вместе с мечом, кинжалом и саблей в потертых и поцарапанных кожаных ножнах. Но даже неподвижный, безмолвный и без оружия он казался опасным. Опасность распространялась от него, накатывала волнами.

– Нет, я снова спрашиваю, Гвиневра. Что я сказал тебе?

Она почувствовала, как холодный пот стекает по животу. А взгляд ее был прикован к оружию на полу.

– Ты сказал, что мне нечего бояться тебя.

– И это так.

– А как же мои люди? – спросила Гвин, отступая и спотыкаясь о кайму своего платья. Она выпрямилась и оказалась прижатой к стене. – Должно быть, они считают, что им есть чего бояться. Что ты сказал Джерву и Фальку?

– Лишь то, что я вернулся домой. И что ждет тех, кто будет мне противостоять.