Онлайн книга «Князь. Записки стукача»
|
Одиннадцатилетняя девочка разговаривала со мной, как маленькая женщина… Я только потом понял: она была женщиной с рождения, эта маленькая Джульетта. И, страшно сказать, я почувствовал в ней эту женщину… Изысканно-любезно она предложила мне показать сад. К счастью, к нам присоединился появившийся из дома отец. Прощаясь и закинув голову, чтобы встретиться со мной глазами, маленькая нимфа произнесла церемонно: – Ваше Величество, я навсегда запомню этот день… Прошло несколько лет. Я совсем забыл о ней, когда Адлерберг передал мне письмо от ее матери. Умер ее отец, сделавший невозможное: промотал одно из крупнейших состояний России! Семья осталась без гроша. Как насмешливо сказал Адлерберг: «Сумел передать детям единственный капитал – свою красивую внешность». И я тотчас вспомнил – и тяжесть тела на моих коленях, и её косу… Короче, греховно (что тут таиться, замаливать надо!) решил стать их опекуном. Заложенное и перезаложенное родовое имение перешло под мою опеку, оплатил расходы по воспитанию детей. Мальчиков определили в Пажеский корпус, а ее и ее сестру отправил в Смольный институт благородных девиц. Она попросила об аудиенции. И состоялась наша вторая встреча – в Петербурге. Вошла, сверкая зелеными глазищами в пол-лица. Я сообщил ей о своих распоряжениях. – Мне сказали о них, Ваше Величество. Я осмелюсь поблагодарить… и отказаться. Я не вправе отказываться за братьев и сестру, но за себя – отказываюсь. Я молчал. Она торопливо продолжала: – Я не нищая, Ваше Величество, я – бедная. Это иное. Я княгиня Долгорукая. И хотела бы оградить себя от подаяний… Я смотрел на прекрасное лицо – гнев идет юным красавицам. Я сказал строго: – Вы можете не подчиниться мне как человеку, желающему заменить вам отца. Но вы не смеете не подчиниться мне как Государю, – и, засмеявшись, прибавил: – Надеюсь, помните, своеволие отправило на плаху не одного из славных Долгоруких… Но, видимо, в этом вопросе юмор был ей недоступен: – Что ж, если Вашему Величеству понадобится моя жизнь… Ответ был очень удачен для меня. – Ну, конечно, понадобится, милый ребенок… – сказал я отечески. Засмеялся, поднялся: – Я очень прошу вас, милая Катенька, в память о нашей старой дружбе принять… – И неожиданно для себя… обнял ее. Мы молча стояли, обнявшись. Она… дрожала. Я отпустил ее. Расплакалась и убежала, нарушив все правила этикета. С тех пор началось… Честно говоря, после тех объятий я был уверен, что все случится как обычно. То есть стремительно и прекрасно. Но произошло необычное… Сперва встречи на людях. Потом безумные объятия в моей карете, молчаливые поцелуи… и её яростные слезы… Мои грешные руки… И ее шепот: «Нет! Нет!» Я вел себя, как пятнадцатилетний лицеист! И до сих пор – ничего. На днях в первый раз её привезли во дворец… Сообщил ей, что хотел бы, чтобы она ушла из Смольного и стала фрейлиной Императрицы, с которой я уже переговорил. Маша сказала мне тогда: – Воля Вашего Величества священна. Но спрячьте свои глаза, мой друг! Бедная Маша помнила «эти глаза»… Почти тридцать лет прошло с тех пор, как я глядел на нее «этими глазами». Но я уже не помнил. Однако отказалась она. Преспокойно посмела отказаться. Сказала: – О нет, Ваше Величество, это спящий и пустой мир. Оживает он только на балах и при вечернем свете… В этом мире мишуры царствуют туалеты и бриллианты, которые будете дарить мне вы, ибо мы беднее церковных крыс. И все вокруг станут их обсуждать, а я буду еще одной ряженой куклой… Вашей куклой. – Что же вы хотите? И она ответила словами, которые теперь произносит молодежь: – Служить Отечеству. Невероятно! Как изменилась жизнь, как изменилась страна. Я хорошо помню дворец при отце… В самом воздухе его было что-то благоговейное. Люди во дворце говорили шепотом, ходили, горбясь, в каком-то полупоклоне – чтобы казаться меньше и услужливее… Все было наполнено присутствием Богом данного Повелителя. Теперь совсем не то… Маленькая воспитанница Смольного института спокойно не приняла предложение своего Государя. И, самое удивительное – это результат изменений, которые совершил я. Думая об этом, шел к выходу из Летнего сада… Собака бежала впереди. Я радостно отвечал – кивал людям, торопливо снимавшим шапки. Должно быть, улыбался им – был от счастья как пьяный. Оставались минуты. Вышел из сада. Был четвертый час. У решетки Летнего сада стояла толпа зевак. Так всегда, когда выхожу из Летнего сада после ежедневной прогулки. Полицейский прогуливался вдоль толпы, увидев меня, вытянулся. Рядом с моей коляской скучал жандармский унтер-офицер. Заметил меня и тоже вытянулся. Я подобрал длинные полы шинели, готовясь сесть в коляску. Жандарм помогал сесть… И в этот момент в тишине замершей почтительно толпы услышал оглушительный хлопок. Выстрел. Тотчас из испуганно расступившейся толпы выскочил кто-то молодой, высокий… Бросился наутек по набережной в сторону моста. Но полицейский уже рванулся за ним… Оцепенев… я смотрел, как они бегут. Прошли мгновения, я услышал голос жандарма, в который раз повторявшего: – Ваше Величество, надо ехать… Здесь могут быть еще злодеи… Ваше Величество! Надо ехать, прошу Вас. А я все стоял – смотрел, как полицейский, догнав молодого, опрокинул его на землю, вырвал пистолет, бил им наотмашь по лицу… Тот жалко защищал свое лицо от ударов. И вопил одно и то же: – Ребята, пожалейте, я за вас стрелял! Пожалейте! – Да прекратите, наконец! – крикнул я. – И уведите мерзавца! Сел в коляску, и мы поехали. – Ваше Величество, может, изменим путь? – спросил кучер. Я не сразу сообразил, о чем он. – Может, не надо нам по Миллионной? Злодеи знают наш обычный путь и могут… – Обычным маршрутом! – приказал я. Не хватало еще, чтобы я прятался в собственной столице! Но ведь стреляли! Стреляли! На своего царя впервые при народе посягнули! И это после всего, что сделал для России. Та же ночь на 5 апреля 1866 года. Дописано мною в два часа ночи. Не смог заснуть. Решил вернуться к случившемуся. Вижу некую мистическую линию… Слышу шепот моего Ангела, который предупреждал весь день… и которого я не услышал! |