
Онлайн книга «Незабудки для тебя»
— Полночь, — проговорил Деклан. — Они пробьют двенадцать раз. — С этими словами он опустил взгляд на брошь, затем показал ее Лине. — И здесь полночь. Взгляни. Дрожащей рукой она взяла у него часы, вгляделась в циферблат. — Господи! — прошептала она, увидев, что обе стрелки сошли на цифре 12. — Но почему? — Вот это нам и предстоит выяснить. Что-то произошло здесь ровно в полночь столетие назад…. Мне пора в дом, — проговорил он вдруг изменившимся голосом, глядя вверх, на темные окна третьего этажа. — Надо заглянуть в детскую. Моя малышка… В этот миг оба они ясно услышали жалобный детский плач. — Деклан, давай уйдем! Ради бога! Просто сядем в машину и уедем отсюда! Но Деклан уже шел к дверям. — Малышка плачет, — проговорил он все тем же странным, чужим голосом. Лина заметила, что в речи его появился певучий местный выговор. — Мой цветочек хочет кушать. Ей нужна я. Родители Люсьена уже легли. Я тоже, когда его нет, всегда ложусь рано. Терпеть не могу сидеть с ними в гостиной после ужина. Мадам Жозефина каждым словом своим, каждым взглядом показывает, как я ей противна. — Деклан! — Клодина ее покачает, сменит ей пеленки. Но сейчас моей маленькой Рози нужна мама. Напрасно я согласилась сделать детскую наверху, — бормотал Деклан, быстрым шагом идя по коридору. — Но мадам Жозефина всегда добивается своего. Хотя нет, не всегда, — проговорил он, и голос его повеселел. — Если бы она всегда получала то, что хочет, сейчас я кормила бы аллигаторов в болоте, а не спала в одной постели с Люсьеном! Когда же вернется Люсьен? Я так по нему скучаю! На лестнице он замедлил шаг. Лина слышала его тяжелое дыхание. — Я должен туда подняться, — проговорил он своим обычным голосом, сдавленным, словно в смертной муке. — Должен войти. И увидеть… Собрав все свое мужество, Лина сжала его руку. — Мы войдем туда вместе. Рука его дрожала. Холод, сгустившийся в воздухе, пробирал до костей. Тошнота заворочалась в желудке и подступила к горлу. Но, сдержав позыв, Деклан распахнул дверь. И, зашатавшись, рухнул на колени, хоть Лина и пыталась его удержать. — Входит Жюльен. Опять пьяный. Не хочу, чтобы он приходил сюда, но как его выгонишь? Все говорят, они с Люсьеном на одно лицо, но, должно быть, люди не заглядывают Жюльену в глаза. Хоть бы он ушел! Зачем только я отпустила Клодину на свидание с Джаспером? Не хочу оставаться одна с Жюльеном, я его боюсь. Только бы он не догадался, как я его боюсь! Глаза его остекленели — словно две линзы из затемненного стекла на бледном как смерть лице. — Деклан! О господи! Деклан, вернись ко мне! — Лина до боли сжала его руку. Но он ничего не замечал. — Он хватает меня. Я вырываюсь, хочу бежать. — Сейчас он полулежал, скорчившись на полу — крепкий мужчина с выгоревшими на солнце волосами, в смокинге и сбившейся набок бабочке. Мужчина с женскими воспоминаниями, с женским ужасом, бушующим в мужском сознании. — Но нельзя, нельзя бросать малышку! Я выхватываю кочергу из камина, если придется, я его убью! Клянусь, убью, если он тронет меня или малышку! Боже, помоги мне! Ноги под Линой подкосились, она опустилась на пол рядом с Декланом, попыталась его обнять. — Но он сильнее меня. Я кричу, кричу, но никто не идет на помощь. Он пьян, он безумен, он не понимает, что творит. Швыряет меня на пол, рвет на мне одежду. Я не могу вырваться. Малышка плачет, но я не могу подойти к ней, не могу его остановить. — Нет! Нет! — шептала Лина, обвив Деклана обеими руками, едва ли понимая, что происходит. — Он насилует меня. — Деклан скорчился на полу. В нем бушевала боль, какой он не ощущал никогда в жизни, боль, которую не может ощутить мужчина. И страх — господи, что за страх! — Я кричу. Зову на помощь, зову тебя, но тебя нет. Голос его словно сломался. — Тебя нет. Нет сейчас, когда ты так мне нужен! — Не надо! Пожалуйста, не надо! — стонала Лина. — Мне так больно! Но я сопротивляюсь. Борюсь с ним. Не могу его остановить. Он сильнее. И даже в этой боли, в этом ужасе понимаю: он делает это со мной не потому, что меня хочет, а потому, что ненавидит тебя. Деклан повернул голову к Лине, лицо его было искажено, глаза потемнели от боли. — Он тебя ненавидит. И хочет отнять меня у тебя. Так же как отнимал и ломал твои игрушки, когда вы были детьми. Я кричу, молю его остановиться — он не останавливается. Хочет, чтобы я замолчала. Но я не могу. Он хватает меня за горло. Стискивает… Деклан согнулся вдвое, обхватив обеими руками шею. — Я задыхаюсь! Не могу дышать! Люсьен, он убивает меня! Наша малышка плачет в колыбели, а твой брат убивает меня — он все еще во мне, и он убивает меня, потому что я твоя жена, и он хочет сломать меня, как ломал твои игрушки… Деклан поднял голову, взглянул Лине в лицо. И когда заговорил снова — в голосе его звучала такая скорбь и мука, что Лина не понимала, как он еще жив, как оба они еще живы. — Ты не пришел. Я звала тебя — но ты не пришел. — Прости. Прости меня! — Потом входит мадам Жозефина. — Медленно, с трудом Деклан поднялся на ноги. — Входит и видит, что он со мной сделал. Смотрит на меня с омерзением. Как на кучу мусора, которую нужно поскорее вымести, пока никто ее не заметил. Теперь глаза его были сухими. Внизу, на втором этаже, громко хлопнула дверь — и Деклан зло сощурился: — Это же ее дом, ее сыновья — и вдруг явилась какая-то девка с болот и все испортила! Я видела, как она на меня смотрит. Странно: я видела и ее, и себя, точно во сне. Потом она сказала, чтобы он отнес меня в спальню, а она пока приберется здесь — смоет кровь, уберет осколки. Он унес мое тело — а я осталась. Видела, как она подошла к колыбели, долго смотрела на малышку. Слышала, что она думает: может, придушить ее и дело с концом? Но я была там, совсем рядом, — и я бы не дала ей убить мою дочь, клянусь, у меня оставалось еще достаточно сил, чтобы поразить ее, словно ударом молнии! Нетвердым шагом, словно во сне, Деклан двинулся назад, к дверям. — Она думала, со мной легко справиться. Но ошиблась. Убить меня они смогли — но только убить. Не уничтожить. — Деклан, хватит! — Нет, нет. Еще не все. — Он спустился на второй этаж, отворил первую дверь по коридору — дверь спальни Абигайль. — Жюльен положил меня сюда, на кровать. А сам рухнул в кресло и зарыдал. Не обо мне — о себе, о том, что с ним теперь будет. Он осквернил мое тело, он убил меня голыми руками, но думал он только о себе. Как и сейчас. Ведь оба они все еще здесь, в доме — и он, и Жозефина. Бродят и ждут. Чего они ждут, какого извинения? Они же вечно будут пребывать в аду… Он подошел к стене, открыл дверцу невидимого гардероба. |