Книга Форсаж, страница 68 – Колин Харрисон

— Давид, — сказала Кристина.

— Да, — ответил он с внезапной надеждой.

— Вы мне рассказали о своей профессии и финансовом положении, практически предложили супружество, допустили, что мы будем совместимы, и намекнули на какую-то вашу сексуальную проблему. Правильно?

— Да, я полагаю…

— Но, Давид, вы кое о чем забыли.

— О чем?

— Вы забыли спросить мое имя.

— О.

— Вам лучше уйти, — сказала Кристина. Он взглянул на нее изучающе.

— Да. Да. Извините меня, — он протянул руку. — Пожалуйста, примите мои извинения.

Она фальшиво улыбнулась.

— Пока.

Он соскользнул с табурета и направился к другой женщине. Наверное, собирается сказать все слово в слово.

Я не возмущена, подумала она, потому что почти пьяна.

— Вы не возражаете? — Мужчина в черной толстовке плюхнулся на табурет рядом с ней.

— Не возражаю, — ответила она, помахивая сигаретой.

Он был высоким и слишком худым, голова совсем недавно побрита, то ли лысый, то ли хотел своей «прической» что-то сказать. Большие хромированные часы с тремя циферблатами на запястье, судя по ее опыту, — скверный знак. Мужчины с большими часами, как правило, быстро отваливали. Так что держи ухо востро, Кристина. Она попыталась вспомнить, какие часы носил Рик, — и не могла. Однако легко представила часы своего отца, дешевенькие «Таймекс», ободранные, с въевшимся в царапины мазутом. Честные часы честного человека. Как бы ей хотелось, чтобы он был жив, коснуться его лица. Я бы все отдала за это, подумала Кристина. Отец позволял ей водить «мустанг», когда ей было всего шестнадцать. Он знал, что она выедет на шоссе и разгонится до ста десяти миль. Машина начнет реветь и вибрировать, скорость будет входить в нее, излечивая от сумасшествия. К сожалению, до конца она так и не излечилась, но всякий раз после такой езды чувствовала себя лучше. Снижала скорость до восьмидесяти, семидесяти, шестидесяти. Он доверял ей машину и доверял ей самой. Единственный человек, кто ей доверял. Если не считать профессора истории религий в Колумбийском университете. Но тот в основном слушал. После первой дюжины их опытов в постели профессор спросил, откуда у нее, девятнадцатилетней, такая сноровка. Но она вовсе не была опытной. Если бы он выразился точнее, если бы спросил, в кого она такая чувственная, тогда бы она ответила, что такой уродилась. Однажды профессор вошел в свой кабинет и стал безмолвно смотреть в окно, выходящее на Риверсайд-драйв.

— Знаешь ли, — сказал он, — я вовсе этого не хочу, но нам надо остановиться.

— Почему?

— Я совершил ошибку, — признался он.

— Какую?

— Я думал, что смогу справиться с собой, не получается.

Она заплакала.

— Из-за тебя я схожу с ума. Ты медленно сводишь меня с ума.

— Каким образом?

Он задумался на мгновенье.

— Ты ненасытна.

— Я?

— Да.

— Я ненасытна?

Он кивнул.

— Откуда ты знаешь?

— Поверь мне, — сказал он, — я знаю.

— Но я счастлива с тобой. Ты веришь?

— Временно, только временно, — ответил он.

— Но я люблю тебя.

— Нет, я так не думаю, — возразил он. — В тебе есть что-то жесткое, Кристина. В глубине души ты знаешь, что способна меня располосовать.

Он был прав.

— Что-то с тобой случилось, — сказал он. — Ты мне ничего не рассказывала, и я ничего не хочу знать. Но это тебя и сломало, и сделало очень сильной. Я повидал немало женщин и думал, что смогу справиться с ситуацией, потому что на двадцать лет тебя старше. Но ошибся. Я хочу закончить нашу связь, пока в состоянии.

Лысый мужчина вытащил пачку сигарет и предложил Кристине закурить. Спектакль начинается, подумала она, взяв сигарету.

— Они французские, — пояснил он.

Она кивнула, голова ее слегка кружилась.

— Значит, ты не француз?

— Почему нет?

— Французы курят американские сигареты, — сказала она и бросила взгляд в сторону. Напротив нее две женщины листали альбом с фотографиями свадебных тортов.

— Ты, пожалуй, права. — Он отхлебнул из стакана. — Меня, между прочим, зовут Рауль.

— Мелисса, — сказала Кристина.

— Кого-нибудь ждешь?

— Да.

— Кого?

— Незнакомца.

Я такая замысловатая, подумала она, аж тошнит. Он попытался рассмеяться.

— А как он выглядит? Тебе известно?

— У него башмаки не стоптаны.

Он выпрямил ногу и осмотрел свой итальянский ботинок.

— Со мной вроде все в порядке.

Экий обольститель, подумала Кристина.

— А какой он еще, этот незнакомец?

— Лучше не спрашивай.

— А я все-таки спрошу.

— Он может встать и выдать.

— Встать и выдать?

— Да. Если он на это не способен, тогда надежд у него нет.

— А что означает «встать и выдать»?

— Многое и разное.

Рауль надул губы. Он был странным. Но привлекательно странным. А может, так казалось спьяну?

— А чем ты занимаешься? — спросила Кристина, выпуская струйку дыма. — Хорошая работа?

— Я фотограф.

Мне нравятся его руки, подумала она.

— А что ты фотографируешь?

— Почему бы тебе не зайти ко мне в гости и не посмотреть самой? — ответил он с расчетливой таинственностью. — Я живу всего в нескольких кварталах отсюда.

— Однако ты востер.

Он потер голову рукой.

— Это моя обычная скорость.

— Я предпочитаю не спешить.

Он пожал плечами, как бы демонстрируя пристыженность.

— Так зайдешь?

Я его не боюсь, подумала она.

— Ведь тебе интересно, я вижу.

— Только взгляну, и на этом все. Я встречаюсь с приятелем через час.

— Хорошо.

Они вышли из бара и пошли по улице. Может, именно так люди встречают друг друга, думала она мечтательно, а может, я просто чертовски одинока. Рауль прикурил сигарету, она спросила, как давно он здесь живет.

— Три года. Я наткнулся на это место и немедленно понял, что останусь здесь навсегда. А как насчет тебя?

— Ист-Виллидж.

— Давно?