
Онлайн книга «Электрические тела»
Утро началось с того, что кто-то стал хлопать мне по плечу. А потом крошечный палец уткнулся в мою в руку. Я открыл глаза: Мария, стоя у моей кровати, ждала, чтобы я на нее посмотрел. – «Улица Сезам» идет? – Ох, доброе утро, – прохрипел я. – Доброе утро, Джек. Я зажмурился: – А как тебя зовут? – Мария! Она толкнула меня, заставляя перевернуться на бок. Волосы у нее были расчесаны и собраны сзади двумя красными пластмассовыми заколками. – Мария... а дальше? – Мария Салсинес. – Ты хочешь смотреть «Улицу Сезам»? – спросил я. – Нет! – Мне нравятся твои сережки. Крошечные золотые гвоздики. – А мне нравятся... нравятся... нравятся твои смешные волосы! У нее на футболке остались крошки хлопьев. – Ты на завтрак ела оладьи? – Нет! – ответила она весело, сцепив за спиной руки и раскачиваясь на одной ножке. – Ты ела шоколадное мороженое? – Нет! – Мария! – окликнула ее Долорес снизу. – Спускайся! – Все в порядке! – крикнул я в открытую дверь. – Ей не следует вас беспокоить. Я повернулся к Марии: – Вы надоили себе молока на завтрак? – Нет, не надо говорить глупости! Она попыталась взобраться на кровать, и я ей помог. – Почему ты спишь как большой пес? – спросила Мария, усевшись на кровать и чуть подпрыгивая. – Потому что устаю. – Почему? – Потому что хожу на работу. – Мария! – возмущенно крикнула Долорес. – Немедленно спускайся! Мария не реагировала на приказ матери. – А что ты на работе делаешь? – Корчу всем страшные рожи. – А вот и нет! Ты говоришь по телефону. – Правда. – Ты женишься на маме? Я не знал, как на это ответить. – Она уже замужем за твоим папой, – сказал я. При мысли об этом Мария нахмурилась. Ее темные глаза затуманились, словно она пыталась что-то понять. – Он... он был... Мы ушли, потому что он очень плохой, - сказала она себе. Ее недоумение и желание объяснить себе случившееся меня смутили. Я вспомнил собственную растерянность, когда я ребенком понял, что мои родители расстались. – Как ты думаешь, мне стоит съесть завтрак? – спросил я, надеясь ее отвлечь. Личико Марии посветлело. – Нет! Он слишком горячий! – Но я устану, если не позавтракаю. – Я вылез из-под одеяла, встретив утро в странном костюме – пятнистой футболке и тренировочных брюках. – Ты ела на завтрак овсяные хлопья? – Да! – сказала она. – А как ты узнал? – Мне рассказал крошечный жучок. – Неправда! – У тебя в хлопьях были изюминки, так? – Да, – медленно ответила она. – Ну так одна была не изюминка: это был жучок, который за тобой наблюдал. А когда ты отвернулась, он вылетел из тарелки, поднялся ко мне и рассказал, что ты делаешь. Мария поискала на моем лице улыбку. – Это правда? – спросила она. – Возможно. – У тебя мохнатый живот! – воскликнула она. – Это потому, что мой дедушка – старый мохнатый медведь. – Нет! – восторженно воскликнула она. – Мне надо принять душ и одеться, – сказал я. – Ты скажешь своей маме, что я через несколько минут спущусь вниз? – Нет! – Ее взгляд был открытым и счастливым. – Ладно. Когда я через четверть часа спустился по лестнице, Долорес была на кухне, а девочка стояла на табурете у мойки. Мария посмотрела на мать: – Мама, у меня в овсянке ведь не было жука? Я почувствовал запах яичницы. – Нет, – ответила она. – Кто тебе сказал такую смешную вещь? – Джек. Она посмотрела на меня и улыбнулась взрослой улыбкой. – Он шутит. Он все это придумал. – Садитесь, – велела она, махнув лопаточкой. – Разве у меня в холодильнике были яйца? – Нет. Мы с Марией выходили, пока вы спали. Они здесь дорогие. – Кореец-бакалейщик знает, что люди готовы платить. – И я позаимствовала двадцать долларов, которые лежали в блюдце, – сказала она. – Вам нужна еда. У вас было так мало... – Отлично. – Я на все взяла чеки! – яростно заявила она. Она вручила мне бумажку. Я смял ее и бросил в мусор. – Я уже несколько месяцев не ел яичницу, – сказал я ей. – Я по ней соскучился. Она поставила передо мной тарелку. – У вас было четыре коробки хлопьев. Несвежих. Нельзя каждый день есть холодные хлопья. – Почему нельзя? Я взял вилку. – Потому что это нелепо! Я заметил, что она чуть заметно улыбнулась. – Ах да. Но, видите ли, я – человек нелепый. – Нет, – сказала Долорес, ставя передо мной стакан апельсинового сока. – Не думаю. Спустя час в книжном магазине подземного перехода на площади Рокфеллера, который вел в здание Корпорации, я купил испанский словарь и учебник грамматики. Испанский – легкий язык по сравнению с немецким. Глагольные окончания проще, слова больше похожи на английские. В перерывах между ранними звонками я переводил переписанное послание. Я как раз занимался этим, когда в мой кабинет завернула Саманта на своих высоких каблуках. – Вот и я! – объявила она, поднимая чашку кофе. – Ну и как там герр Вальдхаузен? – спросил я. – О, мы просто выпили. - Саманта кокетливо взмахнула рукой. Она, как всегда, отлично выглядела в своем аккуратном деловом костюме, с безупречным маникюром и приглаженными волосами. – Он совершенно не такой мужчина, каким кажется. Не такой, как на встрече. Мы очень долго разговаривали. У него неудачный брак, его жена изменила ему с мужчиной, который возит их детей в школу, и он очень расстроен. Я его выслушала. – Выслушала? – Не глупи. Мы просто выпили. – Мне пришлось защищать твою репутацию. – М-м-м? – спросила она, отпивая кофе. |