Онлайн книга «Одиночество-12»
|
– О, – сказал я. – Будем любить друг друга под классику. – Моцарт? – Эммануэль. Старый солдатский фильм. – Хорошо, дорогой! Ставь Эммануэль и учти. Я смотрела этот фильм. Я знаю, что в любви должен быть третий. Но пусть им будет не Калашников. Убери его подальше. Я вставил кассету и подошел к Маше. Посмотрел сверху. Красивая женщина. Загорелое тело. Пепельные волосы. Подрагивающие соски. Лежит на гимнастерке. На полу. С ума сойти. Я аккуратно отодвинул автомат и лег рядом. Melodie d’amour chantait le coeur d’Emmanuelle Qui bat coeur a corps perdu Melodie d’amour chantait le corps d’Emmanuelle Qui vit corps a coeur blessu [68] Я провел рукой по трусикам. Потом еще раз. Какое-то сочетание вдохновения и страха. Я был готов зарыдать как слабонервная девушка на первом причастии. Tu est si belle, Emmanuelle; Cherches le coeur, trouve les pleurs; Cherche toujours, cherche plus loin; Viendra l’amour sur ton chemin. [69] Еще через несколько минут я перестал сдерживаться. Я целовал ее между грудей, ее соски и шею. Потом я услышал: «Ну давай же, солдат!». Я, немного запутавшись, снял штаны и положил Машу на бок. Чтоб не придавить ее своим телом к жестокому полу. – Господи, – сказал я. – Господи! – Давай, – сказала Маша. – Давай! Обычно во время секса мою голову не покидают какие-то мысли. Иногда отвлеченные. Иногда очень конкретные. Иногда для усиления возбуждения я осознанно стараюсь что-нибудь представить. Вообразить. Но в этот раз мыслей не было. Меня переполнили естественные, природные ощущения. В какой-то библейской ветхозаветной чистоте и силе. И призвали Ревекку, и сказали ей: пойдешь ли с этим человеком? Она сказала: пойду. И благословили Ревекку, и сказали ей: сестра наша! да родятся от тебя тысячи тысяч, и да владеет потомство твое жилищами врагов твоих. Маша почти не стонала. Только дышала чуть резче обычного. И если души существуют, то ее в это время была высоко. И недалеко от моей. О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные. О, ты прекрасен, возлюбленный мой, и любезен! И ложе у нас – зелень; Кровли домов наших – кедры, потолки наши – кипарисы. – Я хочу так, – сказала она и перевернулась на живот. Маша кончила уже несколько раз судя по вздрагиваниям и изменениям дыхания. А я еще держался. Мне казалось, что вот так и выглядит дзенское не-сознание. Вроде бы сознание есть. И этот раз я запомню на всю жизнь. И я понимаю, что я его запомню. А с другой стороны, никакого сознания нет. Я нахожусь Бог знает где. Где-то очень высоко. Мне показалось, что от скопившегося возбуждения тело начало дрожать. Вибрировать. Само по себе на пике высоты. Я испугался, что развалюсь на куски. Еще через мгновение я сказал: «А!» – и взорвался. – Интересно, – сказала Маша через пару минут. – Интересно, все монахи такие? – Подожди. – Я понемногу восстанавливал дыхание. – Почему монахи? Я же солдат! – Солдат. Монах. У вас у мужчин свои игры. И никто не хочет играть в почтенного отца семейства. Или просто мне не везет. Кстати, ты кончил в меня. – Да. Но… Вот и родишь, наконец. – Рожу. Я давно хочу ребенка. Точнее троих. Интересно, какое отчество будет у первого? – В смысле… – Я понял и поморщился. – А, ну есть генетическая экспертиза. Проверим. Увидишь, отчество будет мое. – Иосифович. Впрочем, я согласен и на ребенка от Германа. – Откуда ты знаешь? Может Иосифовна? Интересно получается. Я – Мария. Ты – Иосиф. Тем более Яковлевич. Если я рожу от тебя сына, то знаешь, как его надо назвать? – Знаю. Но ты не Мария Якимовна. И потом здесь этим именем детей не называют. А вот Израиле, кстати, называют. – Но не ехать же из-за этого в Израиль? – Нет. При этом куда-нибудь ехать надо. – А почему не в Израиль? У тебя же есть еврейская кровь? – Есть немного. Одевайся, Маша. В Израиле все отлично. Только маленькая страна. И полно общих с хатами знакомых. Нас там вычислят и убьют. – Хватит говорить глупости. Накаркаешь! Зато в Израиле тебя могут защитить спецслужбы. – Маша! Я под подозрением в убийстве человека! А после сегодняшней истории… Какие спецслужбы? Меня выдадут как опасного преступника. Маша одевалась, а я любовался ей. Есть своя прелесть в любовании одевающейся женщиной. Взгляд мужчины уже не похотливый. Платонический. Чувство выполненного долга. Беззаботность. И женщина уже не думает, куда повесить юбку и сексуально ли она себя ведет. Естественные, отработанные годами тренировки движения одевания. Настоящая физическая женская красота открывается именно так. И открываясь, закрывается. До следующего раза. – Дорогой! Мне нужно купить обувь! – А тапочки с помпончиками тебе разонравились? Ладно, попросим у майора кирзовые сапоги. Женские. 37 размер. Пойдут к твоей бежевой блузке. Джинсы, блузка, сапоги. Высокий стиль! – Я умираю от смеха. – Ты не любишь слушать, как грохочут сапоги? Хорошо. Тогда я что-нибудь придумаю. Хочешь пока чаю? – Ты сегодня особенно мил. – Долгая разлука. Не обращай внимания! Я вышел из комнаты и нашел двух майоров. Лицо майора Козлова было красным и счастливым. Он улыбался и икал. Шурик казался трезвее. Посмотрев наверх, он проговорил грудным женским голосом: – Заканчивается посадка на рейс Москва – Казань компании «Стратегические авиалинии». Вылетающих просьба пройти на посадку к выходу номер ноль-ноль-семь. – Вот деньги. Давай обратно камушек. – Спасибо! Приятно, когда человек держит слово. Держи свой булыжник. – Последняя просьба перед взлетом. Нужны туфли. 37 размер. – Ромео! Ты слышал, что российские ученые вывели гибрид акулы и золотой рыбки? – И что? – Исполняет три последних желания. – Ха-ха. И что? – Как ты думаешь, откуда в военном аэропорту возьмутся женские туфли? Да еще нужного размера? – Не знаю. – А я знаю. Я купил их своей жене. |