Онлайн книга «Ночь святого Вацлава»
|
«В присутствии матери, – думал я, – это предложение, естественно, покажется мне несусветной дичью. Потому что маменька при всех ее иллюзиях и фантазиях все же была в моей жизни единственным советчиком. К роли молодого бизнесмена я привык. Но к роли молодого шпиона – уж увольте! Пусть этот Канлиф только сунется отбирать у меня машину! – думал я. – Пусть он только сунется!» В свежести утра, в завораживающем мелькании теней деревьев на капоте машины я позабыл про Канлифа. Позабыл про Мауру. Да и про остальные невзгоды тоже. И ощутил себя вольным как птица. «Да кто она такая, эта Маура? – думал я. – И кто он такой, кто он такой, кто он такой, этот идиот Канлиф?» – пел я, глядя, как размеренно падают на капот тени деревьев. Ошалев от этого калейдоскопа солнечных пятен и ощущая легкий мандраж и беспокойство, в половине первого я подрулил к отелю «Плезанс». Имре, который, судя по всему, уже поджидал меня в холле, тут же вышел и беспомощно встал рядом, как огромное застенчивое дитя, наряженное в черный чесучовый костюм. – Николас, мальчик мой! Как я рад тебя видеть! Нам нужно так многое обсудить… Торчащие у него из ноздрей волоски колыхались от мощного дыхания. – Пойдем. Пройдемся по парку, сегодня такая славная погода. Я шел рядом с ним, и он крепко сжимал мою руку. – Как дела, дядя? – Все в порядке. – А как мама? – Прелестная женщина. Сегодня она в форме. И конечно, ждет тебя не дождется. Это нужно учесть… Слушай, Николас, я обязан тебе сказать… Его что-то ужасно терзало – волоски в ноздрях так и колыхались. – Вы рассказали ей про Белу? – Я просто не мог… Это было абсолютно невозможно. Сам знаешь, какое у нее здоровье… Пойми меня правильно, Николас… Его буквально душили спазмы, так он волновался. – Ничего страшного, – тихо пробормотал я. – Все равно там куча неувязок… – Ты не обидишься на меня, мой мальчик? Обещай, что не обидишься! – О чем вы? – Как бы тебе объяснить… – сказал он, рассматривая облака. – Я решил провернуть одно очень щекотливое дело. Я решил, что раз она… недостаточно здорова, чтобы выслушать печальную новость про Белу, пусть услышит хорошие известия про тебя. Ведь это на самом деле хорошие новости… Твоя мать прекрасно умеет додумывать недосказанное… – Что вы ей сказали? – Не в том дело, что сказал ей я, а в том, что она сумела из этого извлечь. Она женщина с пылким воображением… Я только успел сказать, – торопливо продолжал он, – что ты продвигаешься в бизнесе и, может случиться, поедешь за границу. Я хотел упомянуть про Канаду – ведь тебе, судя по всему придется туда съездить… И потом, уже через недельку-другую мы могли бы как-то перевести разговор на Белу… А она сразу подумала, что ты решил стать преемником отца в бизнесе, в Европе. В Праге… – нервно закончил он. И со страхом взглянул на меня. А я промолчал. – Твоя мать отстала от времени, – тоскливо продолжал он. – Она думает, что Прага все такая же, какой она ее помнит. И ей нельзя рассказывать, как все изменилось… Ты очень на меня сердишься? Нет, я не сердился. Я просто весь обмяк. И был не в силах прыгнуть ему на загривок или забарабанить кулаками по его башке, или же гонять его но всему Нью-Форесту, чтобы как-то вернуть себе ощущение беспутной свободы… ни на что такое я не был способен. – Нам, наверно, стоит пойти в дом, – сказал он, оглядываясь. – Она, конечно, уже заметила твою машину. И нужно сделать веселое лицо. Она ждет именно этого. – Ты не представляешь, мой мальчик, что бывает, когда женщине с воображением что-то взбредет на ум… – печально говорил он, пока мы шли к дому. «Еще как знаю!» – тоскливо думал я. – «Получше тебя и получше любого другого!» И пока я поднимался по ступенькам, все мое существо наполнялось каким-то нехорошим, мрачным предчувствием. Я знал, что во вторник уезжаю в Прагу. Когда мы вошли, маменька сидела за своим миниатюрным письменным столом и, покуривая сигарету, писала письмо. – Николас, бобичек, как ты похудел! Ты слишком много работаешь! Ну почему ты так редко приезжаешь? Дай хоть на тебя взглянуть! Иди, поцелуй меня! В присутствии моей матери первые пять минут говорить не обязательно. Я даже и не пытался это сделать, а просто смотрел на нее с печальной нежностью. Моя мать вызывает огромную нежность и ждет, чтобы именно так к ней и относились. Она высокая, с большими миндалевидными глазами. Волосы у нее седые, слегка отливающие голубизной. И абсолютно девичья фигура. К тому же она всю жизнь отличалась замечательным здоровьем. Она осыпала меня нежностями и поцелуями, все время что-то быстро приговаривая, а Имре, немного подавленный после нашего с ним разговора, глядел на нее с гордостью, как хозяин. – Стефани, – промолвил он наконец с укором, вдруг заметив ее сигарету. – Это вторая сигарета за утро. Ведь ты же обещала мне… ведь твое горло… – Я пишу письма! – громко воскликнула она. – А когда я пишу письма, я не могу не курить. – Естественно, – продолжала она, обращаясь ко мне, – его волнует не мое горло! А цена сигарет. Я верну тебе деньги. Мне прекрасно известно, что ты ведешь учет всем моим расходам. Но ничего, мой сын очень скоро сумеет с тобой расплатиться. Ах, боже мой! – снова притягивая меня к себе. – Вот на кого мне сегодня приходится опираться! – Стефани! – с болью воскликнул Имре, – ты же знаешь, что это не так! – Николас, – продолжала она, полностью его игнорируя, – ты не представляешь, как меня обрадовала эта новость! У меня, конечно, не было и тени сомнения, что ты возобновишь это дело! Твой отец часто об этом говорил. Как ты думаешь, тебе удастся снять то же здание на Прикопе? Я заглядывала туда каждый день, по дороге на Вацлавскую площадь, к «Вартским». Там был такой миниатюрный лифт с золотыми воротцами и прелестный старичок-вахтер. Он каждый день дарил мне свежую розу. Господи, какие были времена! Неужели они никогда не вернутся? Ну, а теперь садись и рассказывай. Я сел с ощущением жуткого беспокойства. – Да ну, маменька, ничего такого особенного я не планирую! Просто хочу разведать. Но вряд ли из этого что-то выйдет, ей-богу! Времена очень переменились… – Ну разумеется. Ничто не стоит на месте! – очень энергично воскликнула моя мать. И метнула взгляд в сторону Имре. – Деловые люди обязаны быть в постоянном движении. А не стоит ли тебе взять с собой Нимека? – Да ты что! – Твой отец очень высоко ценил его практическую хватку. Он, конечно, фигура ничтожная, мне бы и в голову не пришло брать его в компаньоны. Но человек он практичный, этого не отнимешь. Может, все же имеет смысл взять его с собой? – заботливо спрашивала она. Я взглянул на нее с беспомощной нежностью. – Маменька, – сказал я, – Нимек сейчас имеет собственное дело. Разве ты не помнишь, я ведь тебе рассказывал? |