Книга Пропущенные материалы: В поисках Сэма, страница 4 – Питтакус Лор

Пока что этот друг молчит, но даже так я все равно узнал много полезного о том, что творится под Эшвуд-эстейтс.

Арсис: Скукотааааа! Опять целый день караулил дверь лаб-и док-ра Закоса. Они там суют людей в свои машыны. Может пытают, а может че другое, незнаю ― внутрь хрен зайдеш.

Какую бы симпатию я не испытывал к Арсису, она стирается его скверной речью с кучей ошибок. Даже Иван и то был грамотней, хотя мне казалось хуже уже не бывает.

Дальше в расшифровке обнаруживаю новые детали:

Арсис:…последний еще жив (но по-моему ему хана), он просто подключен к машинам капающимся у них в мозгах. Д-р Закос говорит через пару лет техники улушчат систему и информация из ихних мозгов будет собираться как надо. Короче. Прикинь, меня целую неделю заставляли драить оборудование!

Про доктора Закоса мне раньше слышать не доводилось. Интересно, он случайно не преемник Ану? И есть ли связь между «капанием» в мозгах похищенных людей и технологией, которую испытывали на мне при извлечении памяти Первой? Что, если…

― Чем это ты занимаешься?

Вздрагиваю от неожиданности. Оказывается Первая, свернувшись калачиком, лежит на кровати рядом со мной. Ее улыбка больше напоминает оскал чеширского кота. Как можно беззаботнее сворачиваю окошко программы и закрываю ноутбук.

Улыбка Первой сменяется хмурым взглядом.

― Секретики? Не от меня ли?

― У нас один мозг, ― напоминаю я. ― Даже если б я захотел от тебя что-то скрыть, все равно бы у меня ничего не вышло.

Первая умолкает на секунду, без сомнения анализирует все, что я накопал своей программкой-шпионом.

― Тогда ответь на вопрос, ― говорит Первая.

Поднимаю руки вверх, сдаваясь. Блин!

― Если ты так упорно отказываешься участвовать в войне, нафига тебе вообще что-то вызнавать?

Хороший вопрос, но я его потом как-нибудь обмозгую.

― Простой интерес еще не означает, что я собираюсь бросаться грудью на амбразуру. ― Беру ноут и встаю с кровати. ― Пойду, верну его Элсвиту.

Притормаживаю в дверях и оглядываюсь. На лице Первой печальное, нечитаемое выражение. Единственное, что я там точно вижу ― это ее очередное разочарование во мне.

― Первая, прости, ― говорю я, отворачиваясь к выходу. ― Но мой ответ по-прежнему ― нет.

К середине ночи дождь наконец-то перестал, так что утром, выполнив обязательные дела в лагере, я, Марко и Элсвит отправляемся на джипе в деревню и возобновляем работы над колодцем. Почва раскисла, усложняя и замедляя нашу работу. В результате, я так погрузился в дело, что даже не заметил отсутствия Первой, пока не прошла половина рабочего дня.

Мне не хватает наших обычных разговоров, за которыми работа пролетала незаметно, но в какой-то степени я даже немного рад, что Первой нет поблизости. До сих пор перед глазами стоит ее разочарованное лицо. Пожалуй, мне не помешает краткая передышка от ее осуждения.

Покончив с работой, мы с Элсвитом принимаемся за готовку ужина, сегодня у нас будет пюре из ямса. [1] После ужина сажусь порезаться в карты вместе с другими рабочими в шалаше для отдыха. Около десяти вечера отправляюсь в спальную хижину. Марко уже дрыхнет под одеялом. Тихо раздеваюсь и залезаю в постель, думая лишь о том, куда же подевалась Первая? Исчезать так надолго не в ее стиле.

Осматриваю хижину, надеясь обнаружить Первую, сныкавшуюся в каком-нибудь углу, но ее нигде не видно.

― Первая? ― самым тихим шепотом зову я. ― Ты тут?

Нет ответа.

― Первая, хорош дуться. ― Это уже чуть громче.

― Чувак. ― Голос Марко. ― Дай поспать, а?

Обычно это марковское «чувак», со смешным итальянским акцентом, поднимает мне настроение на весь день. Однако то, что меня застукали за разговором с невидимой подружкой, сводит на нет весь юмор.

― Прости, дружище, ― смущенно говорю я, злясь на Первую за то, что вынудила меня повысить голос.

Я по-прежнему жду, что в любую секунду Первая выскочит из коридора или шкафа и обсмеет меня за то, что я засветился на болтовне с самим собой.

Но она так и не появляется.

Предпринимаю попытку уснуть, ворочаясь с боку на бок. Остальные рабочие один за другим тоже потихоньку укладываются спать. Но ко мне сон не идет.

Исчезновения Первой ― норма, но с тех пор, как я вышел из комы, ни разу не было такого, чтобы в течение дня она хоть раз не появилась. Так или иначе, Первая всегда была рядом.

В конце концов, сдаюсь в попытках уснуть. Сую ноги в сандалии и полуголый шаркаю к выходу из хижины. Снаружи неожиданно холодно, обнимаю себя за плечи для тепла. Вокруг темень, немного света идет лишь от луны да тусклой лампочки у туалета. Глазам требуется минута, чтобы привыкнуть.

Вот тогда я вижу ее ― едва различимую фигуру, скрючившуюся под баобабом в центре лагерного двора.

Медленно подхожу.

― Первая?

Она поднимает голову. Не могу понять, то ли это игра лунного света, то ли еще что-то, но Первая выглядит как-то странно: она как будто светится изнутри, но вместе с тем слишком темная, чтобы можно было разглядеть.

Первая молчит. Замираю на месте.

― Прекрати. Не смешно.

― Ха, ― горько усмехается Первая. ― Полностью с тобой согласна. Ни капельки не смешно. ― Судя по голосу, она плакала. ― Мне не хотелось, чтобы ты меня такой видел, ― выдает она.

Вот теперь мне страшно.

― В смысле «такой»?

Приблизившись, понимаю, о чем речь. Кожа Первой ― нет, она вся целиком ― неестественно молочноватая, почти прозрачная. Я могу видеть сквозь нее.

― Я исчезаю, ― говорит Первая. ― В последнее время у меня все силы уходят лишь на то, чтобы вообще оставаться видимой.

Молчу, боюсь что-либо говорить. А еще страшнее ― слушать, страшно, что еще она может сказать.

Первая поворачивается ко мне и заглядывает прямо в глаза.

― Помнишь, как я говорила, что попадаю в «никуда», когда ухожу от тебя?

― Помню, ― киваю я. ― Я думал, ты просто таинственности напускаешь…

Первая отрицательно качает головой, ее глаза становятся влажными от слез.

― На самом деле, я говорила чистую правду. Я действительно ухожу в никуда. Исчезаю полностью. ― Теперь Первая плачет по-настоящему. ― С каждым днем я все слабее и слабее. Я исчезаю из реальности. Медленно, но верно. Мне еще удается сопротивляться, но все труднее и труднее. Мне кажется, будто я опять умираю.