
Онлайн книга «Рыба - любовь»
— Бараниной, — ответила Беатриса. — Звучит многообещающе. Профессор прошел в столовую, сел на углу стола и вынул из кольца салфетку. — Ба! — крикнула Беатриса. — Пришел профессор! Ответа она не получила и побежала вверх по лестнице, перестав замечать меня. Прабабушка в гостиной опять начала диктовать в микрофон. Я тоже вошел в столовую, где профессор подсчитывал у себя на тарелке пилюли. У него было очень бледное лицо с впалыми щеками, все испещренное морщинами. Он знаком предложил мне сесть. Когда профессор поднял голову, я увидел, что двоюсь в стеклах его черных очков. — Вы по уголовному? — спросил он. — Не понял. Он поставил локти на стол, подпер подбородок большими пальцами и стал внимательно разглядывать меня. Я счел нужным сообщить ему, что не сидел в тюрьме. — Я так и подумал. Ведь у вас нет крапивницы. Моя рука сама потянулась к лицу. Он отщипнул кусок хлеба и прибавил: — Как правило, у них хроническая крапивница от малины, которую носит им Беатриса. Так вы откуда? — Я… я друг. — Баскетболист? — Нет. — Спали с ней? Он сыпал вопросами, как автомат, спокойно и равнодушно. Мое молчание не смутило его. — Вы же понимаете, я говорю как врач. Не так ли? Во всяком случае, если даже не спали, то собираетесь. Ну и прекрасно. Действуйте. Он откупорил бутылку вина, стоявшую рядом с его прибором, и наполнил свой стакан. — Вам не предлагаю, вино специально для меня. Для вас в графине, — уточнил он, махнув рукой. Я потянулся к фаянсовому кувшинчику. — Нет, нет, не в этом, в этом сироп из смолы для мадам Шулер. Беатриса вернулась с Жанной, напудренной, с тщательно уложенными волосами. Я встал, здороваясь с ней. Мне она улыбнулась, а профессору протянула руку, он коснулся губами пальцев, потом обнюхал их. — Чеснок? Она покраснела и ответила, что положила в салат лишь чуть-чуть, для меня. Профессор повернулся ко мне, губы его растянулись в улыбке. — Он милый, — одобрил он и поднял стакан, — за исполнение желаний! — Я все! — раздался голос Астрид. Беатриса бросилась в гостиную, чтобы выключить магнитофон, споткнулась о стул. Послышался скрип кресла, и на пороге, опираясь на две палки, появилась грузная старуха в бежевом платье, с такой же прической, как у дочери. Каждый шаг давался ей с трудом, и она постоянно чертыхалась из-за скользящих тапочек. Жанна и Беатриса помогли ей сесть. — Ну-с, на чем же мы остановились? — осведомился профессор. — Январь семнадцатого. Топчемся на месте. Через два месяца точно не кончу. Профессор безнадежно махнул рукой и призвал меня в свидетели: — Три года одна и та же песня! Астрид скорчила жуткую гримасу и ударила кулаком по столу. — Не хочу умирать, пока не закончу историю моей жизни! Профессор уставился на нее, подняв брови высоко над очками и сжав губы. Потом отодвинулся вместе со стулом, достал из кармана бланк рецепта и принялся его заполнять. — Так и быть, удвою вам дозу, больше ничем не могу помочь. Зажгите свет, ничего не видно! Беатриса подала нам суп со спаржей. И ущипнула меня за плечо, проходя у меня за спиной. — Моя болезнь неизлечимая, — сообщила Астрид дочери. У Жанны покраснели глаза. Она кашлянула, намекая, что напротив сижу я. Тогда старуха повернулась ко мне и повторила: — Моя болезнь неизлечимая. Я смущенно кивнул. — Неизлечимая, но вялотекущая, — буркнул профессор, склонившись над супом. Мы молча принялись за еду. Столовая была маленькая, с одной стороны — платяной шкаф, с другой — стены сплошь увешаны фотографиями Беатрисы в золоченых рамках. Астрид разминала вилкой отварные желуди. Люстра отражалась у нас в тарелках. — Он так и будет все время молчать? — поинтересовался профессор, поправляя черные очки. — Нет-нет, — живо откликнулась Беатриса. И посмотрела на меня. — Горячо, — заметил я и подул на ложку. Все лица повернулись ко мне. Я попытался улыбнуться: — Но очень вкусно. — Ну что ж, — вздохнул профессор, вновь склоняясь к своей тарелке. За бараниной он сделал еще один заход. — Наш молодой человек что-нибудь смыслит в политике? — Антуан… — робко попробовала остановить его Жанна. Я ответил, что нет. — Напрасно, политика помогает скоротать время. Я, к примеру, реакционер. — Еще немного подливки? — спросила меня Жанна. — Я сразу стал сотрудничать с гитлеровцами. Возможности, которые они предоставили для исследований в области медицины, уникальны. Его слова потонули в смущенном молчании, которое он прокомментировал, щелкнув языком. И еще уточнил, наклонившись ко мне с довольной улыбкой: — Несу бог знает что. Я кивнул, пока он сквозь черные очки оглядывал по очереди всех присутствующих. — Не пристало нормальному человеку делать подобные заявления, — заключил он и стал резать мясо. Я старался привлечь внимание Беатрисы, делал ей знаки, на которые она не реагировала, искал ее ногу под столом. — Своими диагнозами я многих уберег от депортации. Отправлял их в туберкулезные санатории, где они тоже, конечно, умирали, но хотя бы в человеческих условиях. — Какое счастье, что все это позади! — вмешалась Жанна с облегченным вздохом. — Тоже мне, счастье! Зато я с нетерпением слежу, как набирают силу коммунисты. При коммунизме мои рецепты снова станут на вес золота. — Вы, что же, решили коммунистом заделаться? — грозно осведомилась Астрид. — Люди не меняются, меняются вывески. Это моя нога, — обратился он ко мне, и я, покраснев до ушей, отдернул ногу. — Да, коммунизм — лучший выход для Франции, либерализм все равно не вернет ее обратно к монархии. А при коммунизме, вот увидите: буржуазия, которая тут же полевеет, все эти альтруисты, знать, философы — тут же получат путевки в концлагеря. — Еще баранины? — предложила ему Жанна. — Она несъедобна, — отказался профессор. — Баранину Филипп покупал, — сообщила Беатриса. — Надеюсь, в следующий раз он будет поразборчивей. После пирога с мирабелью Беатриса ушла на встречу с мясником в Санте. И шепнула мне в затылок: «Мужайся». Сквозь занавеску на окне я видел, как она прошла по саду, не оборачиваясь и помахивая сумочкой. Все остальные смотрели на меня благосклонно, словно она оставила меня им в качестве залога. Я тихо злился, и одновременно мне хотелось бежать за ней, понять, что происходит. От вина я немного опьянел, вспотел. Жанна улыбалась, теребя салфетку. Профессор подлил мне еще. |