
Онлайн книга «Храм»
Илья возвратился. — Что-нибудь случилось? — Один проект, — сказал Искендер. — Не понял… — Один человек проектировал и храм, и этот новый придел. Одна рука. — Глаза Искендера были широко открыты, лицо преобразилось от внутреннего света. — Я еще издали увидал, что храму чего-то недостает. Его целостность была не завершена. Вот такое же чувство я испытал на Нерли, еще студентом, когда глядел из окна автобуса на приближающийся храм Покрова. Он был прекрасен, но это была прекрасность осколка чего-то большего. Осколка, который сохранил гармонию целого… Но там я был готов к такому восприятию — история храма мне была известна. И вдруг — здесь — то же чувство… — Постой, — сказал Илья. — Но ведь мы шли с той стороны, откуда этого придела не видно… — Он подумал, но так и не нашел ответа. — Как же ты мог ощутить недостачу? — Откуда я знаю? — радостно рассмеялся Искендер. — Что-то в нем было, в этом храме, в этой массе… — Он вдруг нашел подходящее слово. — Вот: при всей своей гармонии, храм показался мне усеченным… Или вот так будет точнее: он показался мне зажатым. Лишенным свободы. — Искендер видел, что Илья не вполне понимает его, и потому испытал нечто вроде досады. — Ну представь бутон. Это еще не цветок. Но уже и цветок — накануне его свободы. — Ты поэт, — улыбнулся Илья. — В нашем народе каждый мужчина — поэт, — убежденно сказал Искендер. — А тебе не кажется, — сказал Илья, — что с этой пристройкой храм станет кособоким, потеряет свою гармонию? — Так ведь с противоположной стороны, где пока ничего нет, — должен быть точно такой же придел! — Илья никогда не видел Искендера таким. Ему здесь будет хорошо, подумал он. — Именно это я и ощутил! Сразу ощутил, с первого взгляда. А сейчас понимаю, отчего это чувство возникло: этот храм задуман не прямоугольным. В плане — если сверху посмотреть — он должен иметь форму креста. Традиционное решение. Оно объясняет удлиненность храма. — У Искендера вдруг родился еще один образ — и он опять рассмеялся от удовольствия. — Чтобы взлететь — ему недоставало крыльев! Илья подумал. — Как-то нелепо выходит… Зачем две синагоги? — А с другой стороны и не должно быть синагоги. — То есть? — Любой молитвенный дом: протестантский, католический, исламистский, буддистский, — да мало ли какой! Лично мне это безразлично — я говорю об архитектурном замысле. — Не горячись — это интересный вопрос. — Илье было действительно интересно; в эту минуту он даже не помнил, зачем сюда пришел. — Ведь если другой придел достанется, предположим, католикам, то как быть представителям остальных конфессий? Вопрос был простой, более того — очевидный, но он остановил Искендера, как удар в лоб. Именно так. Еще несколько мгновений назад он летел, парил, наслаждаясь гармонией, с которой ему посчастливилось соприкоснуться, наслаждаясь собой, своей способностью по одному намеку прочесть замысел великого человека; ведь это как бы уравнивало их! Правда, даже в эти мгновения полета где-то в глубине сознания Искендера червячком копошилась мыслишка, что это не его полет, что он только пассажир; его несут в ладонях, подносят так, чтобы все удобно и ясно открылось: посмотри… Но все же был полет! И была эйфория! — такое редкое мгновение, когда ощущаешь себя не мыслящей глиной, а Творцом. Пусть маленьким, эфемерным — но Творцом… И вдруг — простой вопрос — и сказочное переживание — такое реальное! — оказывается всего лишь сном… Он не сдался сразу. Хотя вопрос Ильи сломал его игрушку, при этом он предоставил Искендеру еще один шанс. Ведь вопрос так точен, что ответ на него — прямо перед тобой. Расслабься — и войди в эту дверь. Ведь она открыта… Увы, случилось то, что в таких же ситуациях происходило с ним и прежде: Искендер зажался — и голова стала пустой-пустой… Дело не в голове, дело в душе. Голова у меня хорошая, с горечью подумал Искендер, а вот душа — рабская… Но Илья ждал ответа. В его глазах был неподдельный интерес и ни малейшего нетерпения. Значит, переживание Искендером очередной творческой неудачи длилось всего несколько мгновений. — Ах, командир!.. Искендер произнес эти два слова — и ему сразу стало легче. Вот где спасение! Нужно говорить, говорить что угодно — и каждое очередное слово, как лопатой, будет снимать с души часть придавившего ее груза. Разве это не шанс вернуть душе свободу, и такой незаметный — еще минуту назад неосознаваемый — покой? — Ах, командир! — почти радостно повторил Искендер, — ты хочешь от меня слишком много. Этот храм проектировал гений. Да, да! — я отвечаю за свои слова. Гений. Я надеюсь, что он нашел какое-то небывалое, единственное решение. И ты ждешь, что я сейчас, здесь, с кондачка, по одной своей догадке его расшифрую? Это невозможно. То, что открывается гению, недоступно обычному человеку, даже миллиону обычных людей. Соберись они вместе, устрой мозговой штурм — ничего, кроме шума, не получится. А я обычный человек. Я не могу выполнять работу гения! Мне — если посчастливится! если так ляжет карта — под силу куда более скромная роль: идти за гением след в след… Слова давались Искендеру так легко, что нетрудно было понять: прежде он думал об этом. Возможно — когда-то и в себе искал нераскрывшийся гений. Возможно — и сейчас жалеет, что ушел с пути, на котором имел шанс пережить гениальное озарение. А вот у меня так сложилось, подумал Илья, что я никогда — ни разу! — не задумался о гении. И в душе это не зрело, а потому мне об этом нечего сказать. Для меня слово «гений» — пустой звук. Илью это открытие не только не огорчило, но даже не задело. Он жил другим. Закончится разговор — и эта тема исчезнет из его жизни; может быть — навсегда. Но у Искендера — кто бы мог подумать! — это больное место. Значит — это клавиша, на которой можно сыграть. Если оставить его в уничижительной позе — он не раскроет всего, что в нем есть; следовательно, у него будет меньше шансов решить поставленную перед ним задачу. А вот если растеребить его тщеславие, если выпустить из его души — пусть работает! — тайное желание доказать, что он не хуже того, кто проектировал этот храм, — у него все получится. — Ты мифологизируешь гения — и напрасно. — Илья старался говорить как можно мягче. — Ты ничем не хуже его, Искендер. Ведь ты же угадал форму креста. Искендер энергично отмахнулся: — Нет, командир! Это еще минуту назад я думал, что угадал. А теперь — с твоей подачи — мы оба знаем, что это всего лишь промежуточное решение, банальная версия. Причем это я говорю о себе. Это для меня крест был промежуточным решением, и как выяснилось — ошибкой. А строитель этого храма о форме креста даже и не думал. Так же, как не думал и об иных традиционных формах. Все эти фаллические и матримониальные мотивы его не занимали. Я надеюсь, он сразу увидел нечто небывалое. Как прежде говорили — варварское, хотя никто никогда этого варварского не видел, только ощущали, что оно должно было быть… и потому называли это неведомое решение варварским. |