Книга Вурдалак, страница 32 – Майкл Слэйд

Никто не услышал криков в «Туннеле».

У чудища, поднявшегося из воды, была черная скользкая шкура и насекомьи, несоразмерно большие глаза. Дышало оно сипло, с бульканьем и клекотом, словно воздух вырывался из перерезанного горла. Вдруг правая рука монстра резко опустилась.

Когда в бедро Дикки косо вонзилась острая сталь, парень завопил от боли и инстинктивно отпрянул, но лишь порвал артерию и разворотил рану. Из ноги фонтаном ударила кровь, обрызгав Мэнди. Вновь опасно раскачав гондолу, девочка ударила мокрое чудище ногой в лицо.

Зазвенело разбитое стекло, и неведомая тварь с шумным плеском рухнула в поток.

— У меня кровь! Кровь! — истошным голосом вопил Дикки. С каждым ударом сердца из поврежденной бедренной артерии на стены туннеля выплескивалась кровь.

Гондола налетела на подводное препятствие, вздрогнула и накренилась.

Мэнди в один миг перегнулась через орущего Дикки и ударила кулаком по невидимому под поверхностью предмету. Освобожденная гондола поплыла к выходу из туннеля.

Снаружи от охваченного огнем деревянного строения разбегались люди.

Едва гондола показалась из туннеля, Дикки потерял сознание и рухнул на дно лодки.

Мэнди взглянула на его ногу, откуда толчками выплескивалась кровь, и, к своему ужасу, увидела, что бедро парня пригвождено к сиденью пешней.

Резная ручка пешни изображала Чудовище из Черной лагуны.

Ванкувер, Британская Колумбия

1: 03

Сегодня мы празднуем твое Первое Пришествие 11 января. Не потому ли этой ночью твое благословенное сияние так ослепительно, мама? Я знаю, Господь ждет, когда мы с тобой вновь обретем друг друга — навсегда. И это будет мой рай.

Помнишь мое обещание? Судьба покарает твою племянницу за то, как она обошлась с тобой. Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным… И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее.

Я скажу тебе тайну жены сей и зверя, носящего ее, имеющего семь голов и десять рогов… И разорят ее, и обнажат, и плоть ее съедят, и сожгут ее в огне.

Что же все-таки ты думаешь о своем сыне теперь, когда ты видишь все, мама? Ты понимаешь, о чем я? Не поклоняться бесам и идолам… которые не могут ни видеть, ни слышать, ни ходить… Кто имеет ум, тот сочти число зверя… число его шестьсот шестьдесят шесть.

Я прощаю тебе, что тогда ты не любила меня так, как любишь теперь.

С днем рождения, мама.

Ванкувер. Британская Колумбия

1: 06

— Смотрел «Запретную планету»? — спросил Карадон.

— Нет, — ответил Цинк.

— Вот слушай: в 2200 году — плюс-минус год — на Аль-таир-4 прилетает космический корабль — разобраться, куда пропала предыдущая экспедиция. Они находят там сумасшедшего ученого, Уолтера Пиджена, и чудовище. Оно разгуливает на свободе и с ходу принимается делать из астронавтов котлеты. И это чудовище невидимое, понимаешь? Его нельзя увидеть. Нельзя почувствовать. Нельзя поймать. В общем, к концу фильма Уолтер Пиджен смекнул, что убийца — это чудовище из подсознания. Из его подсознания, понимаешь? Что оно — проявление его самых темных желаний, и поскольку ему хочется, чтобы чужие убрались вовсвояси, то, когда он засыпает, монстр ускользает из подсознания и перерабатывает экипаж звездолета в фарш. Неплохая идея, верно? Чудовище из подсознания. Вот кто такие, с моей точки зрения, дегенераты из этого клуба. [26]

Чандлер рассмеялся.

— Билл, ты настоящий философ.

— Нет, — ответил Карадон. — Я просто очень любопытный. Что для полицейского большой плюс.

Они сидели в машине без опознавательных знаков, припаркованной на противоположной стороне Хастингс-стрит в полуквартале от «Ида». Тьма переулка надежно скрывала их от глаз публики, потихоньку расходившейся из клуба. Карадон — он сидел на месте водителя — достал с заднего сиденья спортивную сумку. Вынув из нее термос с кофе и два пластиковых стаканчика, он протянул один Чандлеру.

Чем больше Цинк узнавал о Карадоне, тем сильнее недоумевал: этому человеку семью заменяли сорокадюймовый проекционный телеэкран, видеомагнитофон «Зенит» и девять тысяч видеолент. По долгу службы Карадон тайком наблюдал чужие жизни — и, возвращаясь домой, включал экран и коротал время за тем же занятием. Его мозг пропускал через себя все — «Полицию Майами: отдел нравов», «Даллас», Бенни Хилла, Утенка Даффи. Билл знал ответ на любой банальный вопрос.

— Эй, — позвал Карадон. — А ну посмотри.

Чандлер взял бинокль и поймал в поле зрения клуб. Оттуда только что вышли Рика Хайд, она же Эрика Цанн, солистка «Вурдалака», и бас-гитарист Аксель Крипт. С минуту они стояли, разговаривая, на северной стороне Хастингс-стрит, затем попрощались и разошлись.

Чандлер опустил бинокль: перед машиной прошла компания молодых посетителей клуба. Среди них была девчушка не старше четырнадцати лет. Заметив сидящих в машине мужчин, она на миг распахнула зимнее пальто и продемонстрировала корсет из китового уса. Потом показала язык, рассмеялась и побежала догонять остальных.

Карадон покачал головой и облизнулся с притворным вожделением.

— Эх, нет у нас закона… Чандлер ткнул его локтем в бок:

— Есть, есть.

— Ты любишь ужасники? — спросил Карадон.

— Не очень, — ответил Цинк. — Мне ужасов и на работе хватает.

— А я люблю, — сознался осоновец, отхлебывая кофе. Они молча сидели в машине, не спуская глаз с дверей клуба, и терпеливо ждали появления Хенглера. Толкавшаяся в «Иде» толпа мало-помалу растворилась в ночи, боязливо расступавшейся вокруг неоновых огней Хастингс-стрит.

— Ты тоже думаешь, что они вредно влияют на психику?

— Что вредно влияет на психику?

— Ужасы — фильмы, книги, пленки. Ну, ты знаешь. Чандлер пожал плечами.

— В какой-то степени — да.

— В какой?

— Ты же был сегодня в клубе.

— Ты про чудищ из «Ида»?

— Не совсем. Но кое у кого там есть проблемы.

— Ты говоришь, как критик, — сказал Карадон. — А знаешь, почему такая прорва критиков с пеной у рта топчет ужасники?

— Нет. Но уверен, ты меня просветишь.

— Литературу ужасов пишут не ради ухода от действительности. Черная фантастика — жанр личного противостояния, а критики, болваны, этого не понимают. Мне всегда казалось, что чем выразительнее они кривятся и заламывают руки, тем сложнее и серьезнее проблемы их собственной психики.