Онлайн книга «Садовник»
|
— Но идеалы гуманизма… — попытался вмешаться падре Теодоро, и его тут же грубо оборвали. — Бросьте, падре! — захохотал гость. — Пока ваши пропахшие ладаном гуманисты рисуют картины вымышленного эдема, мы, современные деловые люди, своими руками создаем рай на земле. Может быть, даже такие, как он… — гость шагнул в сторону сына садовника, — действительно люди без прошлого… и создадут в Испании… Себастьян попятился. — …новое искусство! Сеньора Тереса вздрогнула от неожиданной переклички со своими собственными аргументами, а Себастьян уклонился от направленной в его сторону огромной руки, всхлипнул, судорожно перекрестился и рванул прочь, но споткнулся и покатился вниз по ступенькам. Гость захохотал. — Вот так и вы всего боитесь! Не бойтесь. Ваше время все равно истекло, и терять вам нечего… * * * Ужин начался, едва село солнце, но к этому времени прибывший заранее Мигель вместе с лейтенантом Диего, молодым помощником прокурора, и двумя заместителями алькальда рассмотрел новую машину сеньора Ансельмо Эсперанса до последней детали. Машина и впрямь была хороша — это очевидно. Но также прекрасно было видно, насколько она дорогая. Даже в деталях — в превосходно обработанной мягкой коже сидений и сверкающих никелем рукоятках дверей — чувствовался совсем иной класс. — Да, Диего, не скоро мы с тобой на таких будем ездить… — пробормотал Мигель. — Ты — может быть, — парировал лейтенант, — а лично я лет через десять такую иметь буду. — Если под сокращение не попадешь… — ядовито вставил юный помощник городского прокурора. — Я слышал, в армии опять чистка, а у тебя, Диего, ты извини, конечно, политической лояльности недостает. — Все, хватит, господа, — вмешался Мигель, — только не о политике; мне ваша политика вот уже где сидит. Лучше пойдем умного человека послушаем… * * * Себастьян забился в свой домик на окраине огромного сада и, упав на колени, стал молиться, жарко и страстно упрашивая похожего на Энрике Гонсалеса Иисуса не забирать его господ на небо. Но бог почему-то молчал, и тогда Себастьян начал вспоминать все, что говорил при нем страшный гость. Он ясно запомнил, что гость пообещал всем быструю смерть, после которой все Эсперанса попадут в самый настоящий Эдем и увидят Золотые, вероятно, те самые, райские Ворота, Панамский канал и заводы Форда. Себастьян не знал и половины этих слов, но он слышал главное слово — «повесить» — и понимал, что гость из Эдема настроен более чем серьезно. Он представил себе длинный ряд повешенных на деревьях за шею домочадцев Эсперанса и заскулил. Он не хотел, чтобы они уходили в Эдем так быстро; он вообще не хотел, чтобы они уходили! В поисках хоть какой-нибудь подсказки Себастьян бросился под кровать, вытащил отцовскую шкатулку и открыл ее. Сдвинул в сторону четыре оставшиеся купюры по сто песет каждая, колоду карт с голыми грешницами и вытащил завернутую в чистую тряпицу Библию. Открыл и долго шевелил губами; он знал, что именно так поступает сеньора Тереса, когда ей трудно. Но легче почему-то не становилось. Тогда он достал фотографию матери с пятью прожженными сигаретой отверстиями и оставшуюся от сеньоры Долорес сплетенную из ее черного олелкового платья длинную косичку и подумал, что они обе, должно быть, уже в раю. Себастьян не знал, как так получается, что умерший человек попадает на небо, но именно это всегда говорил падре Франсиско, а затем и падре Теодоро, а они были очень умные люди. Он снова схватил Библию, принялся энергично шевелить губами и вдруг вспомнил недавний рассказ падре Теодоро. Задумавший постепенно пересказать убогому сыну садовника всю священную книгу, падре Теодоро совсем недавно поведал ему, как так вышло, что господь дал Иакову, а вместе с ним и всему народу еврейскому новое имя. Конечно, Себастьян понимал не все. Он, к примеру, так и не разобрался, зачем господу было нужно бороться с Иаковом всю ночь до рассвета. И уж тем более он не понимал, почему Всемогущий бог запросил пощады. Зато четко усвоил, что именно с тех пор Иакова стали звать Израиль, что означает «Борющийся с Богом»! И тогда его осенило. Себастьян быстро сложил свои сокровища обратно в шкатулку, побежал к дому Эсперанса и залег в зарослях вишни. Он умел ждать. * * * Никогда прежде начальник полиции так не ошибался в своих ожиданиях. Ибо сеньор Ансельмо Эсперанса сделал все мыслимое и немыслимое, чтобы поставить пришедших на званый ужин представителей власти в двусмысленное положение. Пил он много, охотно смешивая местное вино с привезенным из Аргентины ромом и купленным по распоряжению полковника хорошим французским коньяком. И вскоре, и без того слишком шумный и бесцеремонный, стал буен и несдержан на язык. — Кому вы служите, Рауль?! — патетически вопрошал сеньор Ансельмо. — Народу… — не растерялся алькальд. — Какому народу?! Прислуге?! Я вас правильно понял?! Очнитесь, Рауль! Вы не можете служить прислуге! Это она обязана служить вам! Хотя бы потому, что вы ей платите! — Но ведь они тоже испанцы… — пытался возразить алькальд. Сеньор Ансельмо захохотал. — То, что они едят ваш хлеб и живут на вашей земле, еще ничего не значит! Ваши лошади тоже это делают; они даже два десятка испанских слов понимают, но вы же не вводите их в сенат! Мигель поднялся из-за стола. Он был взбешен. — Прошу извинить меня, господа. — О! Начальник полиции уже не выдержал… — издевательски отметил сеньор Ансельмо. — Или вы сами… из этих? «Спокойно, Мигель… — сказал себе начальник полиции. — Тебе еще только международного скандала не хватает…» — Так, что… из этих? — поняв, что зацепил лейтенанта за живое, с интересом наклонил голову сеньор Ансельмо. — Кухаркин сын? — Угадали, — с достоинством наклонил голову Мигель. — И если бы не уважение к хозяевам дома, вы, сеньор Ансельмо, эту ночь провели бы в камере, где вам и место. Гость захохотал, и Мигель, едва удерживаясь от того, чтобы не наговорить резкостей, вышел из-за стола и стремительно сбежал вниз по ступенькам. Собственно, все Эсперанса были достаточно категоричны в оценках и бесцеремонны в обращении, но этот превосходил своих родственников на голову. — Подождите, лейтенант! — встал и, хромая, побрел вслед за оскорбленным гостем хозяин дома. — Да, полковник, — обернулся Мигель. — Я вас очень прошу, не уходите, — с явным трудом преодолевая себя, попросил сеньор Хуан Диего Эсперанса. — Этого болвана я сейчас же отправлю спать, а вы мне нужны. — Но, полковник… — Я вас очень прошу, — напряженно посмотрел ему в глаза старик. — А если вам нужны мои извинения, то примите их… |