Онлайн книга «Куда улетают ангелы»
|
Нелька не подозревала, из-за чего мы покинули просторы пятикомнатной квартиры. Она, как и все, думала, что дело опять — как всю мою жизнь — в Виноградове № 1. Я ее не разубеждала, пусть лучше так думает, чем жалеет, что мне все изменяют с молоденькими и упругими. — Не знаю… А что? — Нелька с любопытством посмотрела на меня. — Нет, ничего. А когда Ольга звонила? — Ленусь, я не помню, давно уже, я так зачухалась со своими… Прости, что не сказала, но я знаю, что ты к ней так осторожно относишься… Я помню, как она на свадьбе тост сказала, она мне такой странной показалась… И с шубой этой выступила некстати… Ты будешь носить шубу? Ой, то есть шуба там осталась, да? Я даже засмеялась: — Уж точно до шубы теперь! Я расцеловала Варьку, попросила Нелю не кормить ее насильно — сколько съест, столько и съест, и не укладывать ее спать рано — она будет только маяться. Потом я села в такси, поехала в роддом и ночью родила Максима. Утром мне принесли его, туго запеленатого, красивого, с волосиками и бровками. Я пыталась понять — мои у него брови или Сашины, и вытерла пальцами волосы, густо намазанные детским маслом. Он ткнулся в мою грудь, в которой пока ничего не было, кроме нескольких капель молозива, предвестника молока, и уснул. А я взяла телефон и позвонила Виноградову. Виноградову Толе. Где-то на пятом часу схваток — всего я рожала семь с половиной часов, — когда на несколько минут отпустила разрывающая, нечеловеческая боль, я отчетливо поняла, почему Толя был тогда так счастлив, почему девушка была такой высокой и не по-нашему холеной и свободной. Ни массажи, ни бронированные машины, ни вереница кавалеров, ни коллекция шуб в шкафу, ни даже мелькание на обложках «Отдохни!» и «TV-парка» не дадут подобного эффекта — такого спокойного, сияющего взгляда, как дает ежедневное созерцание водопадов, тысячелетних секвой и благополучных, неторопливых соседей, прогуливающихся под ручку в аллее из золотисто-красных кленов в окружении троих маленьких детей и в ожидании четвертого. — Да? Я услышала Толин голос и несколько мгновений прислушивалась к себе. Да, точно. Все правильно. Я поступаю правильно. — Да?.. — повторил он, как мне показалось, чуть растерянно. — Ты приедешь ко мне в роддом? Он секунду, ровно секунду молчал. — Да. Куда? Я назвала адрес. — Я буду через полчаса. — Утром тебя не пустят. — Хорошо. Он приехал сразу, и его пустили, дали белый халат. Мы разговаривали через дверь — из-за того, что в городе начался грипп. Я сунула медсестре в детской палате сто рублей, взяла с ее разрешения Максима, завернутого в казенное белье, сама потуже затянула на синем байковом халате поясок и подошла к стеклянной двери. — Мальчик Максим, четыре триста, очень большой. — На меня похож, — сказал Толя и засмеялся, глядя на меня. — Да. А зачем ей здесь учиться? Он перестал смеяться и внимательно посмотрел на меня. Ему хватило нескольких секунд, чтобы все понять. — Она в МГУ поступила, на русскую филологию. Но она будет и там, и здесь учиться. — Я тебя с ней видела и не поняла. Он еще несколько мгновений внимательно смотрел мне в глаза. — Ясно. А рост? — Она — как ты, кажется… Толя улыбнулся, показал глазами на малыша. — Максим… Он очень большой, да? Как я? — Да. Пятьдесят четыре сантиметра. — У тебя есть молоко? — Еще рано. Будет. — Я тебя люблю, Лёка. Я поправила: — Ленуля. — И Ленулю тоже люблю. И дерзкую свободную Елену Воскобойникову. Все дело в том, что ты фамилию не сменила. Как я сразу не понял… Я смотрела на него, и мне хотелось, чтобы он взял меня на руки, вместе с Максимом. — Я, между прочим, на Беговую вернулся, в старую квартиру. — А там… на бульваре… кто живет? Дочь? — В нашей с тобой квартире? Почему… Мариша у моей мамы, скоро опять уедет, слушать лекции в Торонто и сдавать что-то, ей так разрешили. Она очень деятельная и талантливая. А в нашей квартире… ну разве что призраки. Нас там затопили, кстати. Соседи сверху сделали сауну в одной из ванных комнат, и прорвало трубы. — Ты отремонтировал? — Отремонтировал. Ты очень красивая. — Спасибо. Я увидела в стеклянной двери, как блеснули глаза на моем уставшем лице. — Куда ты поедешь после роддома? И где Варя? — Варя у Нельки. — О, господи… — Толя покачал головой. — Я надеюсь, ты… гм… первому мужу не звонила? Это можно было спросить и по-другому: «Ты больше за химерами не гоняешься, Лена, мать двоих детей?» — Нет. — Я приду вечером. Тебе что-нибудь принести? Вот, возьми, кстати, если это можно… — он показал на огромный букет тюльпанов, лежащий сзади него. Тюльпаны — осенью… — Спасибо, но в палату нельзя, в коридор можно. Толя… — Да? — Поесть мне принеси, пожалуйста. — Поесть? — он растерялся. — Да. Побольше. — А… чего тебе принести? Я подумала. Представила себе огромный бутерброд со свежим сливочным маслом, с мягким сыром и зеленое яблоко, и кусочек розовой шейки… — Всего. — А… Слушай, я не знал… Мне на работу надо… ты доживешь до вечера? — Нет. Я у соседки съем что-нибудь, ей много принесли. Вечером привези еды. — Покажи мне его еще раз, пожалуйста. Я показала изумительно красивого Максима. — Тебе нравится имя? — спросила я. — Мне нравится… — Он сделал неопределенное движение руками, как будто обхватывая что-то большое вокруг себя. — Мне нравится всё, с тех пор, как ты мне утром позвонила. Я посмотрела в окно в конце коридора. Редкой гадостности день — темно, моросит, ветер… — И лужи, и слякоть? Он улыбнулся: — Да. * * * Осень невероятно затянулась в этом году. В конце ноября еще не падал снег, было сухо, солнечно. Я гуляла с коляской на бульваре около нашего нового дома. Варя каталась на качелях неподалеку. Я увидела, как она вдруг спрыгнула с качелей на лету и побежала ко мне: — Мама, смотри, там папа идет! — Не придумывай!.. — Правда, вон в сером пальто, коротком… |