Онлайн книга «Куда улетают ангелы»
|
— Не хочу. Опять будет, как с Варькой. Сначала человек родится, а потом мы уже будем разбираться, можем ли мы жить вместе. — У нас для этого было четырнадцать лет, Саша… — Вот именно. Варенька… — Саша посмотрел на Варьку, которая вернулась с выигранным мишкой и в растерянности стояла у стола, не решаясь ни сесть, ни что-то сказать. — Ты особенно маму не слушай, она глупости говорит. — Зря я тебе поверила, когда ты пришел и лег на пол и предложил жить вместе… То есть я ведь тебе не поверила, ты помнишь? Виноградов поморщился. — Лена… Ну я тебя прошу… Умная женщина… Бразильский сериал закатываешь… Поверила — не поверила… Не надо было верить! Всё, душа моя, всё. Мы оба измучены. — И?.. — Ты же сама все понимаешь. Вот и скажи. Я встала, взяла Варину кофточку, саму Варю с новой игрушкой и ушла. Потом вернулась. — Это всё, Саша. — Ну всё, так всё, — легко ответил тот, с кем я собиралась прожить оставшуюся жизнь. — Слушай, неудобно, человек поет про свое наболевшее… Послушай, песня какая классная… А ты стоишь и чего-то хочешь от меня. — Саша… — Повинуясь непонятному импульсу (я действительно не думала об этом уже полтора года, у меня не было причин на это), я спросила: — У тебя другая? — А у тебя? — Александр Виноградов взглянул на меня серьезно и строго. — Господи… У меня — нет. А у тебя? — А у меня есть другая женщина. Всё? Или еще что-то хочешь услышать? Я смотрела на него, а он — на музыкантов, играющих негромкий блюз. Девушка с очень черными блестящими волосами с душой пела по-английски. Если бы Виноградов понимал слова, он бы очень удивился — как кстати. «I will say „Good-bye“, I will walk away, I will not look back, for I've heard you say… More than just „good-bye“, more than „farewell“, it will be as if we'd never met…» Я скажу «пока» и уйду. И всё будет так, как будто мы и не встречались никогда. Наивная и трогательная режиссура жизни. — Теперь всё. Нет. А как же Варька? Ты ведь говорил ей: «наша дача», «наша семья», «наша квартира», ты показывал ей комнату, где она будет жить… — Не надо меня шантажировать Варькой. Она еще ничего не понимает. Мало ли люди расходятся… Ты что-то еще хочешь спросить, Лена? — Она намного моложе меня? — Она моложе тебя. — Она лучше, чем я и Варька? — Фу-у-у… Нет, вы лучше всех. — Тогда зачем тебе это надо? Я ни о чем не прошу. Я не понимаю. — Когда я сам пойму, я тебе позвоню, идет? — А мне пока что делать? — Тебе? Работать… Варьку растить. В уважении ко мне. Что-то она опять сегодня волчонком на меня смотрит. А почему я должна растить ее в уважении к человеку, который вынул мою душу, потер на терочке, посолил, поперчил, потом попробовал и даже есть не стал. Не понравилось. Объелся. Захотел другого. — Я уволилась с работы, Саша. Ты же говорил… — Ну что, будем теперь вспоминать, кто что кому и когда говорил? Ты тоже много чего говорила и обещала. Ну, ну, Лена, бей по морде, бей при всех, выливай в эту наглую самодовольную жестокую морду свежевыжатый морковный сок с пышной пенкой, пусть утрется этой пенкой, и уходи с гордо поднятой головой! Больше, чем «good-bye»! Как будто и не встречались! Скажи ему: «Пошел к черту»! Скажи те слова, которые ты в ярости можешь сказать Варьке! Ну что ж ты, Лена!.. Уходи и подавай на алименты — Варька же официальная дочь этого мерзавца. Спасибо моей маме — заставила его дать Варьке фамилию, как ни крутился, ни прятался тогда. Уходи и больше — никогда! Никогда… Я поставила стакан с соком на стол и ушла. Несколько дней после этого меня ломало и выкручивало, как бывает, когда заболеваешь гриппом. Так болела душа, что вместе с ней болели все мышцы и кости. Я не спала, не ела, ни с кем не разговаривала. Кормила Варьку, помогала ей с уроками и просила ее не спрашивать меня, почему я молчу и плачу. Варька обнимала меня и садилась рядом. Через несколько дней я позвонила ему ночью. Не знаю, один ли он был, он не поднял трубку, но перезвонил мне с мобильного. Наверно, не один. Неважно. — Да, Ленка. Слушай. Ты прости, если я орал в ресторане. — Лучше бы ты меня просто убил, чем так. — Лен, ну, наверно, не получается у нас… — Я не буду больше уходить с вещами… — Да не то… Такой быт начался… Может, вернемся к тем нашим отношениям… — Когда ты приходил то раз в неделю, то раз в месяц? — Когда ты была моей любовницей… Ты хочешь быть моей любовницей опять, Ленка?.. — А сейчас я кто? — Ну кто… Разве с любовницей покупают удобрения для огорода? Помнишь, ты меня спрашивала, куда девались мои… м-м-м… разные всякие там… желания… сложные… Почему у нас все стало так просто и одинаково… Помнишь? — Конечно. Я думала, что тебе больше это не нужно… Я радовалась, что ему больше это не нужно. Я думала, что странности и чудные желания на грани извращения переплавились в нежность. Если бы я дала себе труд сформулировать это раньше, я сама бы ужаснулась от чудовищности этой мысли. — Мне это нужно, Леночка, нужно. Еще как. Просто желания смешались с куриным пометом и… псссы-ыть… разлетелись… То полаялись насчет засоренных фильтров в скважине на даче, то всерьез обсудили проблему моего поноса… какие тут особые желания… — Кроме как позвонить другой? Кто просил меня говорить это? Мастер формулировок. Мастер-ломастер. — Ну вот, ты и сказала. — Саша… Пожалуйста. Ты можешь все это прекратить, а? Ради нас с Варькой. — Что прекратить конкретно? — Эту женщину прекрати. Если можешь… — А ты? Что можешь ты? — Могу не покупать салаты в магазине… Могу махать в окно… — я вспомнила его недавние капризы. — Не утрамбовывать с женитьбой… — ловко ввернул Виноградов, четырнадцать лет наслаждающийся свободой рядом со мной, первой красавицей журфака выпуска девяносто девятого года. — Саша… — Погоди-ка… — вдруг другим голосом сказал Саша и положил трубку. Наверное, другая, которая еще только собирается утрамбовывать его с женитьбой, сбросила с себя во сне одеялко и проснулась. Не вздрогнула, оглядевшись? У него же полно моих и Варькиных вещей дома и на даче. На нашей даче. Где моими руками сшиты все шторы — я шью, как в древности шили — на руках, быстро, аккуратно, да еще и напевая бесконечные русские песни про то, как он уехал и не вернулся, а она все ждала и ждала, все глаза в окошко проглядела, и зиму ждала, и лето… На даче, где в четыре руки мы с Сашей красили для Варьки песочницу и качели в цвет спелого каштана. Получился цвет мореного дуба, но мы были счастливы. И красить, и смотреть, как наша Варька качается на качелях и строит из песка дачи для принцесс. Не ведая, что очень скоро на ее качелях станет качаться другая, которая тоже рассчитывает стать принцессой — на благоустроенной даче с собственной артезианской скважиной, садовником и сторожем. |