Онлайн книга «Знак неравенства»
|
Сейчас Алена не могла сдержать улыбки, глядя на Федосеева. Волосы его были покрашены в разные цвета и начесаны так, что он был похож на дикобраза. Он просунул голову в дверной проем и жалобно объяснил: — Кир Анато-о-льна, это не смыва-а-ется… Кира, стараясь не смеяться, строго ответила: — Тогда сбрей! Он еще удивляется, что ему в голову лезут одни эрегированные органы в бигудях — жаловался в прошлый раз! Ничего другого в этом семестре творить не может. Какой неожиданный виток в нашем развитии! — А когда я ромашку деревянную сделал, вы сказали, что это детский сад… — И ты резко решил повзрослеть, да? — А это был символ! — упрямо закончил Федосеев. — На одних голых символах, дружок, далеко не уедешь. — А на одетых? — Федосеев достал из-за спины высокий, ростом с пятилетнего ребенка, деревянный цветок в накинутом на растопыренные листочки пиджачке. Кира с Аленой от неожиданности засмеялись. — Твори, что с тобой сделаешь!.. В прихожей раздался хохот. Кто-то хорошо и громко запел в стиле рэп: — «Эй, подруга, посмотри на меня, я поросенок, а ты свинья!» Алена улыбнулась: — Мам, я пойду, вечером позвоню. Кира кивнула с сожалением: — Вот такая я мать — никакая… Девушка обняла мать. — Ты — самая лучшая… не переживай, — прошептала она Кире, уткнувшись в ее плечо. — То, что сейчас — не навсегда… Я тебя люблю, мам… Кира погладила дочь по голове. — Доня, пообещай мне одну вещь. Пожалуйста. Алена кивнула, не поднимая глаз на мать, все так же крепко обняв ее. — Перед… прохвостом этим… не унижайся. Хорошо? Если бы все дети на земле рождались по воле своих отцов, то род человеческий давно бы уже вымер. Кира повернула к себе голову дочери, так чтобы видеть ее глаза, которые мгновенно наполнились слезами, но Алена улыбнулась и опять кивнула. Мать поцеловала ее в нос и прижала к себе. Из квартиры послышался взрыв веселого смеха. Алена осторожно спустилась по просевшей от времени лестнице, ведущей к огромным решетчатым дверям лифта, и оттуда помахала матери рукой. Та махнула ей в ответ: — Береги себя, дочка. — Мам… я тебе еще не сказала… Кто-то уронил у меня на кухне бумажку от сигарет… фольгу… Кира нахмурилась. — Подожди… — Кира Анатольна! Можно со стола снять… — В дверь выглянула симпатичная студентка с двумя тоненькими синими косичками и вздернутым носиком, утыканным блестящими шариками. — Можно… Нет! Что — снять?! Это еще не высохло… Аленка, ты прости меня… Позвони мне вечером, хорошо? Хочешь, Иосиф за тобой заедет? Алена улыбнулась. — Я позвоню, мам, конечно… В лифте Алена услышала мелодию сотового телефона. Звонила Кира. — И вообще не разговаривай много по мобильному, — сказала та. — Вредно для беременных. — Хорошо, мам. — А может, фольгу ветром занесло, в окно? — Наверно… Мам, не переживай. Я вечером тебе позвоню. Как странно и страшно, когда собственный дом перестает защищать, когда становится неприятно туда идти… Алена до конца не верила, что кто-то заходил к ней в квартиру. Зачем? Ничего не взяли… Но в то же время она чувствовала — в доме кто-то действительно побывал. Чуть сдвинуты книги на полках, переставлены баночки с косметикой на туалетном столике. Непонятно только, с какой целью… Подходя к дому, Алена чуть замедлила шаг. Обычно, наоборот, она всегда спешила домой — вот сейчас закроет за собой дверь, и все страхи, все обиды останутся по ту сторону. Но после этого случая… Алена сделала над собой усилие и подошла к своей двери. Дверь была заперта, все в порядке. Может быть, она и вправду просто забыла утром запереть ее? В дом могла зайти кошка… или какая-нибудь любопытная соседка, которая взять не возьмет, но посмотрит, что и как… Успокаивая себя, Алена умылась и налила себе чаю. В это время раздался телефонный звонок. Кто-то помолчал, постучал ногтем о трубку и отключился. Почему-то Алене показалось, что это не Денис. Она всегда чувствовала, когда звонит он, даже если его не было слышно. Да и он вряд ли стал бы молчать в трубку… Если сказать нечего, то он и звонить не будет. Как, например, все последние месяцы. Служба близилась к концу. Все время Алену не оставляло ощущение, что на нее кто-то пристально смотрит. Она старалась не поворачиваться на прихожан, все равно в полутьме она бы никого не разглядела. А пожилой, хорошо одетый человек действительно не отрываясь смотрел на девушку. Время от времени он вместе со всеми быстро и привычно крестился, поглядывая на часы. После службы Алена не стала задерживаться, хотя видела взгляд отца Григория — он явно хотел с ней поговорить. Можно было бы, конечно, рассказать ему обо всем, и про фольгу, и про странные звонки, но не в этот раз. Алена не очень хорошо себя чувствовала, с трудом достояв до конца службы. Может, права Кира, и хватит работать? В музыкальной школе скоро будут экзамены и каникулы. А здесь… Алене очень нравилось приходить на службу, видеть, что есть какие-то совсем другие люди, проще, наивнее, чем, например, она с Кирой или Денис. Она не верила так искренне и безоглядно, но среди этих людей чувствовала себя просто и хорошо. Алена вышла из церкви и увидела, как сидевший на лавочке у крыльца невысокий пожилой человек встал навстречу ей. Улыбнувшись, он стал очень похож на озорного гнома. — Не торопитесь так, деточка! Здравствуйте, моя милая! — окликнул он ее и, чуть прихрамывая, подошел поближе. Алена остановилась, с радостью узнав своего преподавателя из института. — Эммануил Вильгельмович! Здравствуйте! — Прошу вас, не трудитесь, не выговаривайте имя моего батюшки. Алена улыбнулась: — Хорошо. — Я ведь зашел сюда на ваш голос! Гулял мимо, услышал голос неземной красоты, подумал — я такой голос слышал только у одной своей ученицы, которая совершенно пропала после института. Куда же вы пропали, Алена? — Я… преподаю музыку детишкам. В очень хорошей музыкальной школе. И здесь еще… пою… Эммануил покачал головой: — Неправильно. Это хорошо, но совсем неправильно… Вы не спешите домой? Вас не ждут дети? Муж? Алена, чуть помолчав, ответила: — Нет. Она знала, что просто так ни один мужчина — ни шестнадцати-, ни шестидесятилетний такого вопроса не задаст. Если уметь читать по их условным знакам, говорила бабушка Варя, то увидишь, что у них, как у собачек, — не больше пяти-шести рефлексов. Подбежал к столу, понюхал — хочет есть, другого не предлагать. Лакает воду — не отрывай, пусть напьется. Подбежал, залез носом под юбку, нюхает — дай по носу и прогони, но не надейся, что уйдет далеко. Рухнул на подстилку — пусть выдрыхнется. Рвется лизать руку или ногу, дай лизнуть разок, это у него движение души. Хочет бегать и гулять — отведи в лес, отпусти с поводка, пусть нагуляется… Ну а если потеряется в лесу, то либо одичает, прибьется к стае таких же, как он, свободных и всеядных хищников, либо кто-нибудь его, болезного, подберет. Жалеть о такой собаке нечего. Хорошая собака всегда найдет дорогу домой. |