Онлайн книга «Лошадь на крыше»
|
То, как он быстро сориентировался, показалось мне жизненным опытом и признаком уживчивого характера. * * * — Вам двадцать восемь лет? — не могла поверить я своим ушам. Когда Джампер жевал шашлык, он казался еще старше, чем вначале. Глядя на сильно сокращающиеся мышцы лица, я вдруг заметила в нем непонятное сходство с бывшим мужем Мариком. В сухой, достаточно гармоничной физиономии Джампера при напряжении проступал ненавистный и слишком памятный мне образ Марика. То ли в глазах, правда не кукольно-синих, а пуговично-карих, то ли в нацеленном вверх носе, то ли в неконтролируемой улыбке. Я шашлык не ела, а сидела и смотрела на Москву-реку. Было почти хорошо. Если забыть, что Комаров сейчас ужинает или только что поужинал со своей женой и теперь смотрит телевизор, с удовольствием развалясь на диване и задумчиво поглядывая время от времени на Викин милый, безукоризненный профиль. Конечно, забыть, конечно. Вот какой хороший новый знакомый — спортсмен высокого уровня, уживчивый, веселый, на чей-то вкус наверняка симпатичный… — А на Олимпиаду вы почему не поехали? — Натаха, давай на «ты»! — опять расслабился он. Господи, да чтоб твой шашлык застрял у тебя где-нибудь на высоте метр девяносто! «Натаха»!.. Так, наверно, меня еще никто не называл, просто потому что я не похожа на Натаху, спасибо прабабушкам и прадедушкам, не разрешавшим своим деткам рожать невесть от кого… Как говорила моя бабушка: «И чтоб рожа не кривая, и чтоб человек хороший был…» Джампер с завидным аппетитом дожевал мясо, потом, широко улыбнувшись, забросил в рот мой нетронутый бутерброд с рыбой, на который давно уже посматривал, и, неожиданно элегантно облокотившись крупными локтями о шатающийся пластмассовый столик, спросил: — Натали, еще кофэ? Или рыбки? — Рыбки не надо. Еще кофэ, еще пива, не холодного, шоколадку и красный «Данхил», — ответила я, ненавидя саму себя. Уходи, Наташа, отсюда, садись дома и сиди. Жди звонка. И ненавидь саму себя в одиночестве. — В твоем возрасте, Натали, курить вредно. — В моем возрасте вредно жить. Чипсы и зажигалку. Еще деньги возьми… — Я протянула ему купюру. Есть я не хотела, зажигалка лежала у меня в сумке, мне просто хотелось подольше побыть одной, пока он заказывает у стойки бара. * * * Джамперу было противопоказано всякое движение. Пока он был неподвижен, особенно как будто бы в задумчивости за рулем, он казался даже симпатичным. Но как только он начинал двигаться, он становился похожим на постаревшего Буратино, с резкими, излишне энергичными движениями, страшноватыми гримасами и неправильным механическим голосом. После шашлыков в кафе на берегу реки Джампер отвез меня домой, но целоваться не полез и в гости не просился. Я немного отмякла — человек явно скромный, может быть даже порядочный. Пусть себе «хыкает» на украинский манер, слова смешные говорит. Что от этого меняется? Он настойчиво звонил мне, вроде и не замечая, что не очень мне нравится. — А-лё? — по-бабьи жалобно произносил в трубку Джампер, как будто спрашивая меня о чем-то, на что я никак не могла ему ответить. Моя безысходная тоска начинала подсасывать меня еще сильнее, и я против воли отвечала: — Да, Сережа. Что? — Как настроение? Прогуляемся? — Настроение паршивое. Прогуляемся. — Натали, на высшем уровне у всех должно быть хорошее настроение. — Ладно, Сережа. У меня хорошее настроение. — Хорошее? — Хорошее. Очень хорошее. Отличное. — Молодец, Натали, делаешь успехи. Может, на дискотечку? В тридцать два года я начала ходить на дискотеки, каждый раз ожидая, что меня спросит охранник на входе: «А вам… гм… девушка… точно в эту дверь, не в соседнюю? Там как раз поликлиника… для таких оригинальных, как вы…» А что делать, когда не спится, не естся, не смеется, не читается? Когда любимая музыка кажется скучной и бессмысленной, когда не спасают книги и раздражают рассказы подруг о подрастающих детях… Когда в твоем собственном доме тихо и пусто, нет пыли, нет лишних предметов, нет игрушек и доверчивых, требовательных глаз, не отпускающих тебя ни на шаг… Когда мир вдруг становится пустым и тусклым, и ты понимаешь, что это — правильно. Что правы они — мой любимый человек Комаров со своей густой взъерошенной челкой и загадочная Вика, которую можно обмануть, но нельзя бросить. — Да, Сережа, на дискотечку. * * * Танцуя до дурноты, запивая тоску пузырящимися, ярко подкрашенными коктейлями, я стала с ним встречаться. Джампер намекал на совместную жизнь. Щедро платил в ресторанах, покупал креветки для домашних ужинов. Потом неожиданно для меня решил поселиться в моей квартире. — Какой смысл платить за гостиницу? — проговорил он достаточно осторожно и, улыбнувшись, обвел глазами уже хорошо знакомую ему комнату. — Все равно я живу у тебя. Ну, почти что… — Ну да… — ответила я. Некоторое время я думала, как бы так сказать, чтобы не очень обидеть Джампера, и все смотрела на его большую синюю сумку, подозрительно набитую в этот раз. Не мог же он приехать с вещами, вот так, просто?.. Но увидев, как он поглядывает на шкаф, видимо уже прикидывая, куда лучше разложить штаны с майками, я не выдержала: — Сережа, твое спортивное общество «Луч» больше не хочет платить за гостиницу? Ты не оправдал их надежд? — Натали… Э-эх!.. — Он заложил руки за голову и откинулся на диване, стукнувшись головой об стенку. Пока он, досадливо цокая языком, растирал затылок, я продолжала. Надо успеть, пока мне совершенно некстати не стало его жалко. — Может, тебе стоит снять квартиру? Только поближе к ЦСКА или к Лужникам… чтобы не мотать свою «коханочку» через весь город… Джампер стряхнул с рук прилипшие светлые волоски и хмыкнул: — Натали, ну ты даешь… Джамперу явно не нравилось придуманное мной имя для его машины, у которой киевские номера начинались с «КХ». А я в который раз пыталась все делать так, как было в той, прежней, перечеркнутой теперь жизни, с другим, любимым… Мне было так привычно, что его бордовая семерка имела ласковое имя Сёма. Он любил ее так, как любил все, что ему в данный момент принадлежало. Серега как будто и не обиделся, что я не предложила ему полку в шкафу и личные домашние тапки. Он уехал в тот день, как обычно ухмыляясь и приветственно помахивая мне длинной рукой, будто надломленной в локте в другую сторону. — Натали! Не грусти! Еще немного, и мы будем на высшем уровне!.. — крикнул мне он, садясь в машину, и сам громко, может быть слишком громко, засмеялся. |