
Онлайн книга «Улыбка Афродиты»
– Не беспокойся, я не собираюсь ничего ей рассказывать, – успокоил его я. – Просто наблюдаю и делаю выводы. Димитри взглянул на меня с враждебным недоверием: – Было бы неплохо, если бы ты оставил свои наблюдения при себе. Город Каламос находился на восточном побережье острова. Мы подошли к нему ранним вечером. В маленькой гавани рядом с рыбачьими лодками стояло несколько яхт. Пара таверн и ресторанчиков на набережной обслуживала прибывавших с моря, но сам остров был совсем небольшим и почти незаселенным. Мы пришвартовались, и Димитри сошел на берег, чтобы узнать, где живет Грегори. Через час он вернулся и сообщил, что старик проживает со своей сестрой в нескольких милях отсюда, но каждый вечер приходит в город, чтобы посидеть в одной из таверн. Я дождался, когда стали сгущаться сумерки и люди начали устраиваться за столиками на набережной, после чего отправился искать Грегори. Старик говорил по-английски и, по словам Димитри, всегда был молчаливым, поэтому я пошел один. Во всяком случае, я с удовольствием ухватился за возможность хотя бы ненадолго избавиться от Димитри: мы весь день старались избегать друг друга. Я легко нашел нужную мне таверну и еще на подходе к ней увидел старика, сидевшего за столиком во дворе и с отсутствующим взглядом смотревшего на море. Перед ним стоял пустой стакан. В его лице осталось что-то знакомое, хотя я не видел Грегори много лет. Ему было за семьдесят. На голове во все стороны торчали пучки седых волос, словно его подстригли садовыми ножницами. – Грегори? – обратился я к нему. Он посмотрел на меня, один глаз у него был весь в красных прожилках, а зрачок выглядел молочно-белым. – Ты кто? – подозрительно спросил он хриплым от многолетнего курения голосом. – Я Роберт Фрэнч. Ты работал у моего отца. – У твоего отца? – Его взгляд застыл в легком замешательстве. – Да, Джонни Фрэнча. Он начал припоминать, и его лицо стало медленно меняться. – Ну да, Джонни. Я много лет работал на него, – он вдруг резко помрачнел, – пока он не отослал меня сюда. – Грегори что-то пробормотал по-гречески и поднял свой стакан, но, вспомнив, что тот пуст, раздраженно поставил его со стуком обратно на стол. – Чего тебе от меня надо? Тебя что, отец послал? – Он оглянулся по сторонам, вызывающе вытянув шею, будто ожидая в любой момент увидеть отца. – Наверное, послал тебя, чтобы ты уговорил меня вернуться, так? Я же знаю, что ему одному не управиться! – Отец не посылал меня. – Мне даже в голову не приходило, что Грегори может не знать о его смерти. – Слушай, можно, я угощу тебя? – Я махнул официанту и заказал себе пиво, а Грегори чего он захочет. Правда, при этом я подумал, что потребуется немало времени, чтобы разговорить его. Я пододвинул себе стул, а он, присмотревшись повнимательнее, погрозил мне пальцем: – Теперь я тебя вспомнил. Твой отец брал тебя с собой, когда ты был еще совсем мальчишкой. – Точно. – Я все помню, – повторил он. Он закурил, чиркнув спичкой в коротких узловатых пальцах. Официант принес наш заказ, налив Грегори узо из бутылки, которую я попросил оставить на столе. Грегори залпом выпил свой стакан. – Много пью, больше, чем следует. – Хотел сообщить тебе, – сказал я, когда он потянулся за бутылкой, – мой отец умер. Старик замер, не донеся стакан до рта: – Умер? – Да. Больное сердце, – добавил я, не желая вдаваться в пространные объяснения. Казалось, новость раздавила старика. Рука со стаканом опустилась на стол, а сам он уставился куда-то вдаль. – Очень жаль, – через некоторое время сказал он с чувством, печально покачав головой и что-то прошептав, прежде чем поднял свой стакан и осушил его до дна. – Я пытаюсь выяснить, как прошли его последние дни, – сказал я. Не знаю, слышал ли меня Грегори. – Как ты сюда добрался? – На «Ласточке». – На лодке отца? – Он посмотрел в сторону гавани, но отсюда лодка была не видна. – Хорошая лодка. А куда плывешь? – Никуда. Пришел сюда, чтобы поговорить с тобой. Дрожащей рукой старик снова наполнил стакан. – Так далеко – чтобы поговорить со мной? О чем? – Чем занимался мой отец перед смертью? – Не надо было ему отсылать меня, – покачал головой старик. – Сказал, что я слишком стар, но я все еще живой. – Он отослал тебя? – Да. А с чего, по-твоему, я оказался здесь? Велел мне помогать сестре. Она уже совсем старая. После того как умер ее муж, она хотела, чтобы я переехал к ней. И твой отец сказал, что пора мне бросать работу. Дал мне денег. Щедрый был, а я говорю ему, что не хочу оставлять работу. Сказать честно, с моей сестрой жить не сахар – все время пилит меня за то, что пью много. Он выразительно посмотрел на бутылку и, потерпев очередное поражение в краткой борьбе с самим собой, снова наполнил стакан. – Кому какое дело, что я пью? В моем-то возрасте? Я и говорю твоему отцу, что это ему пора бросать работать. Так ему и сказал, что еще переживу его на десять лет. И, как видишь, не ошибся. Его глаза хитро блеснули, но торжество тут же угасло и сменилось печалью. Грегори снова поднял стакан: – Твой отец был хорошим человеком. Да упокоится с миром! – Грегори выпил узо. Когда же он снова потянулся к бутылке, я остановил его, опасаясь, что скоро он совсем опьянеет и не сможет разговаривать. – Подожди минутку. Сперва ответь мне на несколько вопросов. Ты можешь вспомнить, когда переехал сюда? – Конечно, я помню! – воскликнул он с явной обидой. – Я старый, но не глупый! – Извини, разумеется, не глупый. Итак, когда это было? – В мае. В начале месяца. – Значит, уже после того, как отец вернулся с Кефалонии. Помнишь, он ездил туда в апреле? – Да-да, помню. – Он облизнул губы, с жадностью глядя на бутылку в моей руке. – Он один вернулся с Кефалонии? – Один? – Кто-то видел тебя и моего отца на «Ласточке». И с вами был еще один человек. – Ах да! Помню! С ним был его знакомый, тоже археолог. Мы ходили с ним на лодке покататься и показать ему остров. Он отдыхал здесь. – А ты не помнишь, как его звали? – Иностранец какой-то. Велел звать его Иоганном. А больше ничего не помню. – Вот вы выходили в море на лодке… Сколько раз? – Да всего-то один! – сердито ответил Грегори. – После этого твой отец расплатился со мной и заявил, что я больше не работаю у него. Прямо вечером того же дня. Я сказал ему, что не хочу жить с сестрой. Нельзя ему было меня увольнять. |