Книга Два брата, страница 50 – Бен Элтон

— Теперь им придется кого-то другого обливать грязью, папа. — Дагмар сжала отцовскую руку. — Мы уезжаем прочь от этой дряни! Спасибо тебе. Огромное спасибо за покой и безопасность.

На вокзале Фишеры отпустили машину и взяли носильщика. «Мерседес» продадут вместе с другим имуществом, каким семейство владело в Германии, — Фишер оставил доверенность своему банку. Он понимал, что государство приберет к рукам весомую часть его состояния, но в ту пору нацистская администрация еще позволяла кое-что вывезти. Кроме того, значительная доля активов находилась за границей, и всего важнее было избавиться от гонений.

В цветочном ларьке герр Фишер купил гвоздику себе в петлицу, жене — кисть сирени на корсаж, дочери — букетик примулы. Дагмар купила брецели в сахарной пудре.

— Если в Нью-Йорке брецели не делают, мы откроем пекарню и будем их продавать, — сказала она.

— В Нью-Йорке, дорогая, есть все, — заметила фрау Фишер.

— Все будет, когда приеду я, — рассмеялась Дагмар и заскакала на одной ножке, но вспомнила, что теперь она взрослая. Нынче даже в настоящих чулках вместо обычных носочков. Юные дамы в чулках не скачут козликом.

Элегантное семейство шествовало по перрону: все трое в модном дорожном платье, дамы в изящных шляпках; следом на тележке ехали однотонные чемоданы.

Братьям Штенгель, выскочившим из метро, не составило труда разглядеть Фишеров.

— Дагмар! Дагмар! — завопили они и, рванув по платформе, перед билетным турникетом нагнали семейство.

— Мальчики? — удивился герр Фишер. — А почему вы не в школе?

— Нынче какой-то новый праздник и нет занятий, — объяснил Пауль.

— Мы сбежали с уроков! — одновременно выпалил Отто.

Пауль саданул его локтем в бок. Дагмар засмеялась. Неисправимы!

— Полезный совет, ребята: врите, сговорившись. — Герр Фишер притворно нахмурился, а Пауль испепелил взглядом брата. — Но все равно очень приятно вас видеть.

— Мы хотели попрощаться с Дагмар, — сказал Пауль.

— Как мило! — улыбнулась фрау Фишер. — Прощайся, Дагмар, пора.

— Боюсь, надо поторапливаться, — сказал герр Фишер. — Через двадцать минут отправление, желательно, чтобы мы устроились, пока поезд стоит.

— Я так рада, что вы пришли! — Дагмар перевела взгляд с одного близнеца на другого, потом каждого обняла и чмокнула в щеку.

— Мы тоже рады, — сказал Пауль.

— Ага! — поддержал Отто.

Дагмар сунула ему пакет с брецелями.

— На двоих, — сказала она и пошла к поезду.

— Мы тут постоим, пока не отъедете! — вслед ей крикнул Пауль.

— И вообще будем тут стоять, пока ты не вернешься! — присовокупил Отто.

— Выгляни в окошко! — добавил Пауль.

Они печально смотрели вслед изящной фигурке, надеясь, что Дагмар еще обернется и помашет. Дагмар оборачивалась и махала через каждые два шага. Вот герр Фишер о чем-то спросил кондуктора, и тот проводил их к вагону.

Вот Дагмар села в поезд.

Позже она часто вспоминала уютный вагон. В обитом плюшем купе Дагмар пробыла не больше минуты, но память сохранила все детали. Ночники на столиках. Улыбчивый проводник, показавший ее место. Безопасность и комфорт, радостное предвкушение путешествия в Бремерхафен. Кофе. Журналы. Обед в вагоне-ресторане первого класса.

Дагмар еще даже не присела на диван, когда услышала рассерженный голос отца.

— Что происходит? — на платформе выкрикнул герр Фишер. — Я ничего не сделал!

Однако сделал. Опорочил германское государство. Очернил штурмовые отряды. Страшно оклеветал берлинскую полицию — мол, ей закон не писан.

В интервью «Нью-Йорк таймс» он сказал всю правду, но не озаботился тем, чтобы правда эта вышла в свет уже после его отъезда из Германии. Наоборот, свое выступление он полагал прощальным выстрелом.

Еще чуть-чуть, и все бы получилось.

В Берлине было девять утра, когда на столы кабинетов на Вильгельмштрассе легли материалы свежего номера «Нью-Йорк таймс», переданные по телеграфу.

Девять утра в Берлине. Три ночи на Восточном побережье США.

В немецком посольстве кто-то допоздна задержался либо спозаранку явился на службу. А худые вести не лежат на месте.

Если б германский атташе разоспался или семейство взяло билеты на поезд, отходивший раньше, Фишеры успели бы покинуть Берлин, до того как министр пропаганды узнал о проступке герра Фишера. Впрочем, тогда их задержали бы в порту или даже в море. Ведь они были бы на борту немецкого судна.

Йозеф Геббельс часто хвалился, что читает всю зарубежную прессу. Видимо, в то утро он застрял на «Нью-Йорк таймс». Передовица рассказывала, как еврея избили перед входом в собственный знаменитый магазин. Как унизили и оскорбили его жену и несовершеннолетнюю дочь. И вот теперь одна из прославленных немецких семей вынуждена бежать в США, спасаясь от соотечественников, превратившихся в «бандитов».

Такая клевета не могла остаться безответной. О том и говорил фюрер: заграничные евреи поливают грязью Фатерлянд.

Министр и его подручные прекрасно знали, что в статье все правда, но это нисколько не уменьшило их искренний праведный гнев. Они умели все вывернуть наизнанку. Из задиры превратиться в жертву.

И гестапо получило команду на театральный арест.

Позже Исаак Фишер с горечью спрашивал себя, что подтолкнуло его к катастрофической неосмотрительности: искреннее заблуждение или самоубийственное тщеславие?

Гордыня ли разомкнула его уста, прежде чем он спрятался в норку? Ведь в душе он понимал, что рискует. Зачем же рисковал?

На голом полу камеры окровавленный Фишер с переломанными костями пытался утешиться тем, что его несдержанное интервью стало просто удобным предлогом.

В любом случае ему не дали бы уехать.

Но, окутанный тьмой, он понимал, что это неправда. Если б он не вякнул в тот день, который полагал своим последним на родине, — наверняка уехал бы.

Другие-то богатые и знаменитые евреи уезжали. Толпами. Но им хватало ума отбыть тихо.

Он же приговорил себя. И семью. Сам спровоцировал нацистов. Как дурак захотел, чтобы за ним осталось последнее слово. Забыл, на каком он свете? Забыл, что нацисты, кем движут злоба и гордыня, непременно отомстят? Они никогда не прощали.

Пауль и Отто смотрели, окаменев от ужаса.

Вот люди в черных плащах и хомбургах, неведомо откуда появившиеся, взяли герра Фишера за плечо.

Вот фрау Фишер вцепилась в мужа и попыталась втащить его в вагон.

Вот герр Фишер яростно замахал на жену — мол, иди в купе — и крикнул высунувшейся из окна Дагмар, чтобы не выходила на платформу.