Книга Словарь Ламприера, страница 115 – Лоуренс Норфолк

Лорьян. Нант. Этот мальчишка вряд ли поможет Эбену удовлетворить его любопытство. Сын Шарля, пожалуй, пришел сюда не только из-за писем покойного. Эбен искоса наблюдал за ним, когда тот разворачивал последнюю карту. Ла-Рошель. Юноша пристально вглядывался в эту карту. А ведь предыдущими он почти не заинтересовался! Значит, Рошель, подумал Гардиан. Неужели корабль-призрак находился в Рошели?

— Прекрасная гавань, и хорошо укреплена, — произнес капитан. Молодой человек оторвался от карты и рассеянно взглянул на него.

— Укреплена?

— О да, — сказал Эбен. — Здесь естественные укрепления. Для того чтобы получилась хорошая гавань, нужен подходящий залив. В Рошельской гавани удобные естественные мысы, — капитан указал на Миним и Шеф-де-Бэй. — Они защищают от непогоды. И войти в гавань не так-то просто. Вот два острова, здесь и здесь, а вот Пен-Бретон и Ла-Лонж. А дальше — эта нелепая башня Ришелье, позволяющая сохранить узкий канал.

Ламприер непонимающе смотрел на Гардиана.

— Когда подходит корабль, верхушку грот-мачты отсюда видно, но все остальное заслоняет башня. Впрочем, глубина неплоха. Остается только одно препятствие — мол…

— Мол?

— Его построили во время осады. Ришелье заблокировал гавань. Вот здесь повсюду он затопил корабли, — Гардиан обвел пальцем самое узкое место прохода. — А сразу за ними он построил мол, что-то вроде крепостного вала на море. Чтобы английские корабли не могли попасть в город и помочь осажденным. Это было много лет назад, но остатки стены до сих пор сохранились.

— Тысяча шестьсот двадцать седьмой год, — сказал Ламприер. Он вглядывался в план гавани.

— Да, думаю, именно тогда. По-видимому, Ришелье считал Ла-Рошель одним из лучших морских портов Европы. Естественно, это только мое личное мнение, — пояснил Гардиан. Юноша задумчиво обводил пальцем очертания гавани. — Сам порт расположен на дальнем конце гавани; корабли проходят между этими двумя башнями и разгружаются в самом городе. Прилив естественным образом доставляет судно в порт.

Ну и странный же субъект этот очкастый гость! Да слушает ли он?

— Форма гавани, — с отсутствующим видом произнес Ламприер, глядя на карту. — Она мне знакома.

— Да? Откуда?

— Простите, может быть, мне показалось… Должно быть, я ошибаюсь. — Молодой человек, казалось, пытался собраться с мыслями. — Так, значит, Рошельская гавань могла бы принять судно весом в четыреста тонн?

— Вне всяких сомнений. При хорошем приливе здесь глубина четыре-пять морских саженей. Более чем достаточно. Но в действительности вашего отца интересовало вовсе не это, как я полагаю.

— Не это? А что?

— А вы как думаете?

— Простите?

— Ничего страшного, — ответил Гардиан. Ну и твердолобый же этот Ламприер. — В действительности ваш отец интересовался кораблем, не так ли?

— О да. Да, я понимаю.

— Кораблем соответствующих размеров, который курсировал вдоль побережья, — продолжал Эбен. — Чем занимается этот корабль? Какие грузы он перевозит?

— Ну да, — произнес юноша.

— Ну, так что же?

— Не представляю себе. Я думал, что вам это известно.

— Вы что, не знаете, что разыскивал ваш отец?

— Ни малейшего представления, — ответил Ламприер с обескураживающей прямотой.

Эбен вздохнул и закрыл папку. Что ж! Останется еще одна загадка. Она тоже связана с морем. Но почему все-таки корабль? Почему любой вопрос всегда в конце концов упирается в корабль? Капитан, скрипя суставами, поднялся с пола и направился к восточному окну.

День кончался. Начинало темнеть. Взгляд капитана скользил по толчее судов, теснившихся на Темзе. У него почему-то испортилось настроение. Причалы, как обычно, были полным-полны. Трехмачтовые парусники, несколько угольщиков, маленькие бриги и шлюпы чуть не громоздились друг на друга.

Свободное место оставалось только в промежутках между пристанями. Баржи неуклюже тыкались в большие суда, стиснутые другими кораблями, словно сельди в бочке. И только «Вендрагон» держался особняком. К нему не приближался никто. Капитан Гардиан смотрел на весь этот набор причалов, пирсов, сходней и шлюзов, на мачты и снасти кораблей, новеньких и потрепанных, видавших виды, занимающих каждый свое место в сложной корабельной иерархии. Он видел все хитросплетения, касающиеся иерархической лестницы, и различал тайные знаки морей, которые заставляли дерево, холст и канаты повиноваться своим капризам. Каждое море предъявляло к судну свои особые требования, это знали все кораблестроители. Эбен разглядывал корабли зорким взглядом профессионала. Так много парусников и лодок. Да, много тайн…

— Сколько мачт, — юноша тоже подошел к окну. — А это хорошая гавань?

— Порт, — поправил его Эбен. — Да, порт этот был бы неплох, если бы они потрудились время от времени драгировать дно и не загромоздили реку сыромятными и мельничными колесами. По ту сторону моста уже выросла настоящая запруда. Видите пристань Дайса? — указал он.

— Ту, где стоит большая лодка? Эбен мысленно взмолился о пощаде.

— Да, корабль. За последние годы она обмелела на пять футов. А у других дела еще хуже. Прилив сюда уже не доходит, и приходится тайком сбрасывать балласт. Просто стыд и позор. Владельцы пристаней никому не позволяют строить новые причалы. Бристольский порт больше лондонского, а грузооборот вчетверо меньше, как вам это понравится?

Впрочем, капитан не столько обращался к собеседнику, сколько говорил сам с собой. Молодой человек глядел в окно, вертя головой по сторонам. Что ему нужно на самом деле?

— Ваша рука зажила? — Ламприер смотрел на следы давешнего происшествия.

— Проклятая татуировка, — отозвался Эбен. Автомат испещрил всю его руку паутиной чернил. «Фолмаут» теперь навсегда был врезан в его ладонь. Молодой человек снова взглянул в окно.

— У меня есть друг, вернее был. Джордж Пеппард…

Это имя показалось Эбену смутно знакомым… Ну да, конечно, дело Нигля. Пеппард был тем адвокатом, который проиграл дело о «Фолмауте». Капитан подумал, что Ламприер несомненно слышал его возглас, когда он пытался вырвать набросок у чертовой куклы Майярде. «Вендрагон». «Фолмаут». Одно и то же. Мальчишка хотел что-то сказать ему про дело Нигля, насчет китов… Гардиан все вспомнил.

— Из тех, кто что-то слышал о деле Нигля, в историю о китах не верил никто, — перебил Эбен Ламприера. — Это был прекрасный моряк, лучший в своем поколении, но его амбиции были просто непомерны. Он ведь обманул даже собственную жену, разве не так?

Молодой человек продолжал говорить, сообщая капитану и без того известные ему подробности. Корабль Нигля пропал без вести, отклонившись от курса на много миль; капитана Нигля заставили замолчать; иск о мошенничестве со страховкой не был удовлетворен за недостатком свидетельских показаний.