
Онлайн книга «Убийство-2»
— Досадно, что он не справился со стрессом, — сказал Согард. — Мне всегда казалось, что он излишне нервный. Всегда на грани срыва. Ярнвиг остановился и посмотрел на него: — Весьма наблюдательно, учитывая факты. Так мы разобрались с тем, что все-таки случилось? — Абсолютно, — тут же ответил майор. — Вы уверены? — На сто процентов. Все — пустая болтовня. Он все придумал, чтобы скрыть свою ошибку. А что? Ярнвиг не ответил. — Особенно неприятно, когда такие события касаются члена семьи, — негромко добавил майор. — Последние дни были очень напряженными. Я мог бы заменить вас на время. А вы с Луизой и Йонасом могли бы… — Что? Поехать в отпуск? В этом нет необходимости. — Ярнвиг обводил глазами здания из красного кирпича, где располагались казармы. — Мне и здесь хорошо. Луиза выросла в армии, значит и ей тоже. — Я имел в виду… — Нет, — оборвал его Ярнвиг, и на этом их разговор закончился. Рукотворный остров в Амагер-Страннпарке в ноябре. Бетонная набережная блестит от дождя. Несколько ребятишек, закутанные в плотные куртки, затянутые в капюшоны от сильного пронизывающего ветра. Луиза Рабен наблюдала за тем, как маленький самокат ее сына выписывает на серо-коричневых плитах неловкие зигзаги. На фоне серого моря, под серым небом безрадостный Йонас толкал и толкал самокат вперед. В конце концов он вернулся к ней. Вместе они смотрели на полупустой пляж. — Ты не проголодался? — спросила она. Он мало ел. Он вообще почти ничего не делал, только играл со своими игрушечными солдатиками, уничтожая раз за разом воображаемых врагов. Йонас все-таки съел бутерброд, который она ему протянула, и потом направил самокат к группе детей, которые игнорировали его раньше и будут игнорировать и теперь, Луиза не сомневалась в этом. У детей свои правила, свое восприятие. Они сторонятся всякого, кто не похож на других, а Йонас, такой одинокий и несчастный, всегда выделялся среди веселой ребятни. Она пошла вслед за ним, вдоль низкого парапета, отделяющего море от суши. Вдруг из-за металлической беседки вышел человек — зеленая куртка, бледно-серый капюшон, борода и настороженный взгляд. Сердце Луизы сжалось. Она хотела бежать и бежала бы, если бы не знала, что он догонит ее в два шага. — У нас не больше двух минут, — сказал Рабен, затаскивая ее в тень беседки. — Йенс… — Послушай меня! Луиза заметила, что голос у него надломленный, а глаза — таких безумных глаз она у него еще не видела. Может, ей следует бояться? За себя, за Йонаса? — Ты должна уехать из части, — проговорил он, сжимая ее холодные пальцы. — Ты следил за мной? — Это не важно. — Что с тобой случилось? За что ты напал на Гуннара Торпе? — Я ничего ему не сделал! — Высокий и хриплый, его голос наполнил сумрак под куполом беседки. — Они обманывают тебя. — Ты его избил. Мой отец сказал… — Он тоже врет. Она сделала шаг назад. Капюшон свалился с его головы. Рабен казался таким несчастным и ранимым. — Нет, — возразила Луиза. — Он рассказал мне о том, что было с тобой в Гильменде. О том, что ты чувствовал себя виноватым. Он мотнул головой: — Это не так! — А как? — Они покрывают одного офицера. — Кто они? — Не знаю. Я же ничего не помню. Может, Согард… Может, кто-то еще. — Его глаза не отпускали ее, и в них горела жажда, которую она слишком хорошо знала и ненавидела: жажда охотника, который преследует добычу. — Может, твой отец. — Мой отец — хороший человек. Он пытался помочь тебе. Снаружи раздался грохот. Мимо беседки шел мальчишка и пинал пивную банку. Рабен отпрянул от Луизы, прижался к стене, руку сунул под куртку. Она увидела, что за поясом у него пистолет, а в глазах — страх и напряжение. И вдруг поняла, что не испытывает к этому человеку никаких чувств, кроме презрения. — Я не верю в это, — сказала она, сверкая глазами. — Два года я ждала. Два года одна растила сына. И что в результате? Мой муж в бегах, прячется, словно вор… Парнишка с банкой все еще ходил вокруг беседки, судя по периодическому жестяному перестуку. — Найди ту женщину из полиции, — приказал Рабен. — Ее зовут Сара Лунд. Я звонил в управление, но мне сказали, что она на свадьбе у матери. Поезжай туда. Попроси ее проверить… — Это правда, что ты добровольно записался на службу за границей? После рождения Йонаса? Его лицо всегда было таким подвижным. Жесткая, бесчувственная холодность воина в одно мгновение сменилась мальчишеской нежностью, которую она когда-то так любила. — Кто тебе сказал об этом? Луиза сделала шажок по направлению к нему, заглянула в его измученное бледное лицо. Она не могла уйти отсюда, не получив ответа. — Это правда? Секундное смятение. Его глаза смотрели на нее с мольбой. — Разве ты не видишь, чего они добиваются? Они хотят разлучить нас. Хотят навсегда запереть тебя в казармах. Она повернулась к нему спиной, увидела, как уходит к берегу мальчишка, пиная пустую банку. — Все совсем не так, как тебе кажется, — сказал Рабен, кладя руки ей на плечи. В этом мире не осталось цвета, подумалось Луизе. А если и остался, то не для нее и не для Йонаса. Они не должны так жить. Можно чем-то пожертвовать, но всему есть предел. — Я был солдатом с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, — говорил тем временем Рабен, сжимая ее плечи. — Армия — это все, что я видел в жизни. Все, что я умею, — это воевать… — Мой отец — тоже солдат. Но он хороший человек. Обыкновенный, как все… — Я не такой, как он. Есть вещи, о которых тебе лучше не знать. — Он постучал пальцами по голове. — Эти вещи хранятся здесь. И когда родился Йонас, мне показалось, что я не заслуживаю иметь ребенка. Он так чистый, такой невинный. А я — нет. Я решил, что если останусь, то испорчу вас обоих… — Отпусти меня, — сказала Луиза, поскольку Рабен все крепче сжимал ее. — Я изменился. — Он не отпускал ее. — Все, о чем я теперь мечтаю, — это вернуться домой, жить с вами, научиться быть хорошим отцом и хорошим мужем. Луиза чувствовала, как в ней закипает ярость. Он больше не обнимал ее, а держал, как будто она принадлежала ему. — Я не желаю этого слушать, Йенс! Ты повторяешь одно и то же раз за разом, но что у нас впереди? Новый срок в тюрьме? Опять я буду видеть мужа только с разрешения охраны в этой вонючей комнате, но даже там не смогу затащить его в постель? Нет, не хочу, не могу больше… |