Книга Клетчатая зебра, страница 83 – Дарья Донцова

Аника арестовали, он не стал запираться, рассказал о своем плане и не испытал ни малейшего раскаяния, когда Борис Григорьев попытался ему разъяснить:

– Вера ни в чем не виновата, она такая же жертва, как и ваша сестра.

– Нет, – уверенно заявил врач, – в семье Фурыкина все преступники. Я готов сидеть в тюрьме до конца жизни, зато отомстил. Дедушка будет доволен. Он уже мною гордится.

Борис лишь махнул рукой. Вряд ли Ким Ефимович понял, что внук завершил начатый им акт возмездия. И уж никто никогда не сможет объяснить Льву Горынычу, что тот фатально ошибался. Бусыгин умер в августе, так и не реабилитировавшись после инсульта.

Аник не стал ничего скрывать от следствия. Он рассказал о том, как убил Иру. Естественно, он не улетал на Кипр, а просто отключил свой мобильный и для связи с девочкой под псевдонимом Немо использовал другой сотовый. Едва я ушла из гостиничного номера, как Аник, незаметно наблюдавший за нами в вестибюле, позвонил Ире. Та сообщила ему, где находится, и открыла дверь. Думаю, Ира не узнала Андрея – тот был в бейсболке, в темных очках, с черными усами и бородой.

Войдя в номер, Аник, долгие годы изучавший точечный массаж, схватил девочку за руку и нажал на особую точку около локтя. У Иры сначала закружилась голова, ее вырвало, а затем в мозгу несчастной лопнул сосуд. На синяк эксперт Хоменко внимания не обратила. Не следует обвинять ее в некомпетентности, она отличный специалист, но не владеет знаниями по китайской медицине и не знает про точку, которую массажист назвал «врата смерти».

– Точечный массаж – гениальная вещь, – откровенничал он на допросе, – я могу быстро поставить человека на ноги, но могу и убить его. И никто никогда не поймет, отчего тот скончался.

Борис выслушал признание Анкибу Николаевича и поинтересовался:

– На теле Олимпиады Борисовны, матери Валентины Палкиной, около локтя тоже обнаружили синяк округлой формы. Следует ли думать, что кончина пожилой женщины произошла с вашей помощью? Вы и ее убили?

– Не убил, а избавил от страданий, – с достоинством поправил Григорьева внук генерала. – Олимпиаду Борисовну ждало страшное будущее, болезнь Альцгеймера – настоящая беда для одинокой старухи. Я врач и великолепно знал, что ждет пенсионерку, поэтому пожалел ее. Лучше уйти без страданий, в относительно трезвом уме, чем мучиться от маразма в социальном интернате. Считаете, я был не прав?

Григорьев не нашелся, что ответить.

Анику дали пожизненный срок. Жанна тоже была осуждена, но у нее все-таки есть шанс до пенсии выйти на свободу. Людмила Николаевна вышла сухой из воды, а Светлане Фурыкиной даже не погрозили пальцем. Она уже отсидела свой срок, а то, что продолжала сваливать ответственность на дочь, не является преступлением. Вера оправилась от инфаркта.

В самом начале декабря где-то около полудня Верочка неожиданно приехала в Ложкино. Я распахнула входную дверь и увидела подругу, которая держала за руку маленького голубоглазого мальчика.

– Что надо сказать, Сереженька? – ласково напомнила Вера ребенку.

– Здласти, – тихо произнес мальчик. И моментально испугался: – Ав-ав!

Я ухватила за шею Банди, который от полноты чувств хотел облизать Сережу, и быстро зачирикала:

– Авва хорошая! Собаки в нашем доме все ласковые, ждут Сережу, чтобы поиграть.

– У нас пока с речью не очень, – пояснила Верочка, выпутывая ребенка из комбинезона, – детдомовские дети почти всегда отстают в развитии, но мы справимся.

Через полчаса Сережа был накормлен фруктами и усажен у телевизора смотреть мультики, а мы с Верой заняли кресла у камина.

– Во-первых, я хочу поблагодарить тебя, Аркадия и Дегтярева за то, что помогли мне с усыновлением ребенка, – торжественно объявила Вера. – После всего случившегося я не могла оставить Сережу в приюте. Настолько к нему привязалась, так искренне считала, что…

Голос Верочки дрогнул, я взяла ее за руку.

– Ты приняла абсолютно верное решение и не должна ни перед кем оправдываться.

– Кое-кто считает, что я пытаюсь заменить Иру Сережей, – прошептала Верочка, – знаю, бродят слухи, что я забыла дочь!

– Никогда не слушай сплетен! – воскликнула я. – И прекрати общение со всеми, кто их распускает или передает тебе гадости.

Вера кивнула.

– Ты права. У меня осталась лишь одна подруга – ты. И, честно говоря, я не испытываю пока большого желания расширять свой круг общения.

– Не форсируй события, – улыбнулась я, – жизнь длинная, у тебя еще появится много верных друзей!

Вера взяла висевший на ручке кресла плед, закуталась в него и сообщила:

– На днях пришло известие, что колледж в городе Спрингс готов принять меня в следующем семестре на вакансию преподавателя русского языка. Двадцатого декабря мы с Сережей вылетаем в США. Спрингс небольшой городок, американское захолустье, и там никто ничего не знает об истории с Андреем Савельевым. Понимаешь меня?

– Конечно, – кивнула я.

– Перед отъездом я хотела сказать тебе…

Я замахала руками.

– Верочка, перестань. Нет необходимости ничего обсуждать.

Подруга освободилась от пледа.

– Мне нужно открыть тебе одну тайну, не хочу, чтобы между нами остались недомолвки. Ты заслужила право знать обо мне все!

– Верочка, что случилось, то случилось, – я попыталась избежать тягостного разговора, – давай жить дальше. Дети за родителей не отвечают.

Вера встала, подошла к камину, зачем-то подняла прозрачную дверцу топки, опустила ее и выпалила:

– Меня зовут не Вера.

Поняв, что беседу не отложить, я ответила:

– Знаю, ты Алена Фурыкина.

– Нет! – отрезала Верочка.

– То есть как это «нет»? – оторопела я. И тут же сделала предположение: – Хочешь еще раз поменять имя? Но будут проблемы, виза в Америку…

Верочка села в кресло.

– Я Лида Горелик, дочь Галины, сестры Светланы Фурыкиной. Моего родного отца никак нельзя было назвать образцовым родителем, он пил, гулял и умер, когда мне исполнился год. Мама воспитывала меня одна, но, согласись, лучше иметь в роду пьяницу, чем сексуального маньяка.