Онлайн книга «Ты плоть, ты кровь моя»
|
– Зачем? – Для проверки, только для проверки. – Но это ж я сказал вам, так? Сказал, где он находится. – Где он раньше находился. – Ну да, но это же, как там сказано, информация, ведущая к аресту. В объявлении о награде. Информация, способствующая аресту. – И осуждению. – Ага, и осуждению. Точно. – Ну, до этого еще далеко, – заметила Морин, открывая дверь. – Но это точно его работа! Я про девушку. – Этого мы не знаем, – сказал Элдер. – Просто не знаем. – Эй! Это ж в газете было напечатано! Черным, мать его, по белому! У Деллы не было никаких оснований доверять полиции. Когда она прочла в газете про Шейна Доналда, единственным ее намерением было сообщить об этом Эйнджел, предупредить ее, а после будь что будет. Жизнь сама сдает карты, а тебе остается лишь играть с теми, что достались, прижимая их к груди, чтоб никто не увидел. Жизнь сдала ей в свое время такие карты: мужчину, которого она любила, еще женщину, с которой она дружила, ребенка, который умер… А теперь она жила в своем фургоне и ездила по стране вместе с парком аттракционов: иногда гадала, раскидывала карты Таро, пытаясь угадать любое будущее, только не свое собственное. Она приготовила для Элдера и Морин чай, крепко заваренный, черный. – Она разглядела в нем что-то хорошее, – говорила Делла. – Иначе бы она с ним не поехала. Ни за что бы не поехала. Я ее уже довольно давно знаю, у нее такого прежде никогда не было, ни с кем. С Шейном у нее все по-другому. Она его любит. Я еще подумала, что она теперь вообще никому не будет доверять и такого с ней больше не повторится. – Сколько ей лет? – спросила Морин. – Семнадцать. – И вы не знаете, куда они поехали? – спросил Элдер. – Нет, не знаю. И не уверена, что сказала бы вам, если б даже знала. – Это могло бы помочь им, – заметила Морин. – Что? Тюрьма? Вы можете себе представить, что произойдет с человеком вроде Эйнджел, если ее посадят в тюрьму? Да и с ним тоже, коль на то пошло? – Делла покачала головой. – Боже мой, только не это! Пусть им хоть немного счастья выпадет, пока есть такая возможность. – Но вы же рассказали Эйнджел о Доналде, – сказала Морин. – Предупредили ее. – Я хотела, чтоб она знала, вот и все. Хотела, чтоб она сама сделала выбор. – Будем надеяться, она не наглупит с этим выбором. – Он ей плохого не сделает, – заметила Делла. – Вы, кажется, в этом совершенно уверены. – Он тоже ее любит. По-своему. – Но он может сделать плохое кому-то еще? – спросил Элдер. Делла посмотрела ему прямо в глаза: – Не думаю. Не думаю, что он убил эту бедняжку, если вы об этом спрашиваете. Они тогда здесь работали, оба. – Нам все равно надо их найти, – сказал Элдер. Делла смотрела на него, не отвечая. – У нее есть семья? – спросила Морин. – У Эйнджел? – Нет, ей некуда идти. – Совсем нет? – Она в приемных семьях воспитывалась, насколько я знаю. В Ливерпуле где-то. А потом в Сток-он-Тренте. Это все, что я знаю. – А как ее полное имя? Эйнджел, а дальше? – Эйнджел Элизабет Райан. Так ее окрестили. – Не возражаете, если мы осмотрим фургон, в котором они жили? – спросила Морин. Делла уже хотела ответить отказом, но потом, пожав плечами, сказала: – Да почему бы и нет? Им от этого хуже не будет. По всей вероятности, они забрали отсюда только свои вещи. И сбежали. Остались несколько журналов, смятая газета, пара старых носков, испачканная майка, которая могла принадлежать и ему, и ей, несколько пакетиков чая, бутылка скисшего молока, банка бобов, пара почти пустых пластиковых бутылок шампуня, коробочка от гигиенических тампонов – один так и завалялся внутри, – расческа с несколькими сломанными зубьями, застрявшая под матрасом, кусок фотопленки. Кадры были сделаны в одной из будок моментального фото, которых полно на вокзалах и в прочих подобных местах; четыре кадра, один над другим: Шейн и Эйнджел, тесно прижавшись головами друг к другу, улыбаются, подмигивают, гримасничают в объектив. На одном Эйнджел целует Шейна в щеку; на другом она смотрит на него, подняв лицо, а взгляд Шейна устремлен точно в объектив, словно бросая вызов. Тридцать и семнадцать, а вполне сошли бы за двадцатилетнего и пятнадцатилетнюю, если не моложе. Небо уже темнело, когда они ехали назад. Морин была за рулем. – Мы с тобой уже сколько лет знакомы? – спросил Элдер. Они как раз проезжали площадь с круговым движением в Мартоне, направляясь на юг. – В целом? Лет пять, может, шесть. – И сколько из них работали вместе? Три года? – К чему это ты клонишь? – спросила Морин. – Пять лет, – задумчиво произнес Элдер. – И все, что я о тебе знаю, это что ты отличный работник, предпочитаешь виски с содовой чистому напитку и бочковое пиво – баночному. У меня очень смутное представление о том, где ты живешь, я у тебя никогда не был; я даже не знаю, одна ты живешь или у тебя кто-то есть. – Ну и хорошо, – сказала Морин. – А тебе это не кажется странным? – Что это с тобой? Джоан вспомнил? Может, она тебе как-то мешает? Свербит как заноза? – Вот видишь, ты обо мне все знаешь, ну, практически все. – Ты сам мне все рассказывал, вот и знаю. – А ты о себе не рассказывала. – Совершенно верно. Однажды ночью, когда они почти вот так же, только еще дольше, ехали, возвращаясь из Шотландии, да еще в дождь, он облегчил душу, выложив Морин все о романе Джоан с ее боссом; Морин слушала, не произнося почти ни слова и никак не прокомментировав рассказ, когда он закончил, хотя Элдер хорошо чувствовал ее неодобрение – оно прямо-таки исходило от нее и легко преодолевало небольшое пространство между ними, – еще более усиленное тем, что не было выражено словами. – Думаешь, это все же он? – спросила Морин. – Не знаю. – Вроде бы все указывает на него. – Да, помню. – Но ты не уверен? Элдер покачал головой: – Что-то тут все-таки не так… не знаю, мне просто так кажется. – Если он ни в чем не виноват, то почему сбежал? – Если бы ты, проснувшись однажды, обнаружила свои портреты на первых полосах газет под заголовками, обвиняющими тебя в убийстве, что бы ты сделала? Сдалась бы полиции в надежде, что там разберутся? |