Онлайн книга «Ты плоть, ты кровь моя»
|
Сегодня они как раз собирались попробовать отыскать этот адрес. Эйнджел тщательно вымылась в общественном туалете, насколько это там было возможно, надела свежий топик, мятый, но чистый, причесалась; Шейну надо было побриться, а еще на одном ботинке у него начала отваливаться подметка. Они ехали на автобусе, потом шли пешком. Улица, которую они разыскивали, оказалась тупиком в новом районе – некоторые дома все еще окружали горы мусора и кучи кирпича, как будто строители внезапно лишились финансирования. В первом доме, куда они толкнулись, о миссис Брэнском никто не слышал, но в соседнем сказали, что она, кажется, живет в доме номер двенадцать. На этом доме возле входной двери висели корзины с цветами – розовые и пурпурные фуксии, алые герани свешивали вниз свои побеги. Сама дверь по большей части представляла собой сплошное матовое стекло; звонок при нажатии на кнопку играл незатейливую мелодию из четырех нот. Открывшая дверь женщина выглядела лет на шестьдесят, невысокая и толстенькая, на ногах шлепанцы, поверх простой юбки и блузки повязан цветастый фартук. Она, моргая, посмотрела на Эйнджел и хотела было что-то сказать, потом слова явно застряли у нее в глотке. – Эйнджел! – сумела она все же вымолвить. – Мама… Когда Шейн, удивленный, заглянул в дверь, они стояли обнявшись. Потом Эйнджел представила его – все еще со слезами на глазах, – миссис Брэнском пожала Шейну руку, сообщила, что рада с ним познакомиться, и пригласила их войти. – Зовите меня просто Ева, – предложила она. Гостиная располагалась в глубине дома, маленькая, квадратная, с дверью, выходящей в садик. Двухместный диван, кресло, из одного гарнитура; фарфоровые собачки на отделанной плиткой полке над газовым камином с нарисованным пламенем в топке. – Посидите здесь, а я чайник поставлю. А потом поговорим, нам с Эйнджел есть о чем поговорить. Выпили по нескольку чашек чаю, съели по сандвичу с ветчиной и куску марципана – магазинный, конечно, но почти такой же вкусный, как домашней выпечки («Я вам точно говорю, просто прекрасный марципан!»), – а потом миссис Брэнском с интересом слушала рассказы Эйнджел – с купюрами, естественно, – об их работе то там, то сям, о поездках с бродячими парками аттракционов. А то, что Шейн почти все время молчал, что ж, он всегда такой с малознакомыми людьми, стесняется, молодые люди, они такие… – А теперь вы просто путешествуете, так? Устроили себе каникулы? Чтоб немножко побыть друг с другом? – Да, мама, – ответила Эйнджел. – Точно. – И куда теперь направляетесь? – Мы еще не решили. Думали, может, задержаться здесь на несколько дней. Хочу показать Шейну здешние места, где я росла. Ну, город и все такое. – Тебе было хорошо здесь. – Ага. Шейн испугался, что она опять заплачет. – Ты, значит, теперь не берешь детей на воспитание? – спросила Эйнджел. – Нет, милая, больше не беру. Стара стала. Теперь я тут совсем одна. – И затем, понимая, к чему ведет Эйнджел, предложила: – У меня наверху комната свободна. Если хотите тут задержаться. Она маленькая, конечно. Кровать односпальная. Но, мне кажется, вы не прочь и так поспать, тесно прижавшись друг к другу. – Спасибо, мам. Это здорово! Правда, Шейн? – Ага, здорово. – Значит, договорились. – Ева помассировала себе ляжки, словно тесто раскатывала. Через несколько минут, когда последние кусочки марципана были доедены, она сказала: – Это, наверное, утомительно – путешествовать? Если кто-то из вас хочет принять ванну, горячей воды полно. Всякий раз, когда они поворачивались в постели, кровать скрипела. Матрас был тоненький, почти как вафельное полотенце. – Знаешь, я на ней раньше спала, – сказала Эйнджел. – Лучше уж на траханой улице спать. – Шейн, ну как ты можешь! – Так и могу. – К тому же она ведь нам услугу оказала, ведь так? – Ну, так. Они разговаривали шепотом, чтоб никто не подслушал. За несколько минут до десяти Ева Брэнском выключила телевизор и объявила, что идет спать. – Не могу смотреть эти нынешние программы новостей. Все время что-нибудь ужасное: землетрясения, убийства… Можете оставаться наверху сколько захотите. Есть молоко, если хотите выпить на ночь. – Она широко улыбнулась, мягкой улыбкой. – Чувствуйте себя как дома. Шейн и Эйнджел вовсе не горели желанием смотреть программу новостей. Они посидели в гостиной, может быть, минут пятнадцать, прислушиваясь к звукам из ванной наверху, а потом и сами пошли спать. – Ты сколько у нее прожила? – спросил Шейн. – Три года, чуть больше, – ответила Эйнджел. – С девяти до двенадцати лет. Тринадцатый как раз пошел. Она мне на двенадцатилетие велосипед подарила, как сейчас помню. Подержанный, правда, но мне было все равно. Пришлось бросить его здесь, когда я уехала. – А зачем? Уехала зачем? Тебе ж тут было так хорошо, почему ж ты не осталась? Эйнджел потеребила неровные пряди своих волос. – У нее тут еще один парень жил, Йен его звали. Старше меня, ну, года на два. И он начал… ну, понимаешь, приставать ко мне. Я хотела сказать маме, но мне было как-то неудобно. Трудно. Да она и не стала бы слушать. Во всем остальном с ней было просто отлично, во всем остальном, кроме этого… В конце концов я как-то порезала его стеклом. И меня отсюда забрали. Мама не хотела меня отдавать, просила, чтоб мне дали еще один шанс, но они и слушать не стали. И тогда меня отправили в сиротский приют. В детский дом. Там я себе вены порезала. Она придвинулась еще ближе к Шейну, и он поцеловал ее, сначала просто сочувственно, а потом и не только. И опять Шейн запустил ей руку между ног, и опять она сказала: «Не надо». – В чем дело? У тебя месячные, что ли? – Нет, просто… Тут не надо. – Почему это вдруг? – Тут, в этой постели, не надо. – А что тут такого? – Мама услышит. – Она тебе вовсе не мама. – Ну, ты же понимаешь, о чем я! – Она что, думает, ты все еще девственница, так, что ли? – Не говори глупости! – Это ты говоришь глупости! – Ох, Шейн… – Ну? – Давай не будем ссориться, а? Шейн медленно выдохнул. – Ладно. О'кей. Извини. Просто я… – Я понимаю. Немного погодя он повернулся и лег на спину, и она помогла ему утешиться собственной ладошкой. Утром Ева Брэнском осведомилась, как они спали, провела их в аккуратную кухоньку, где уже был накрыт завтрак на двоих, накормила корнфлексом и вареными яйцами, по два каждому, и огромным количеством тостов, причем один кусочек – для Эйнджел – порезала тонкой соломкой. |