Книга Третья дама, страница 34 – Нацуки Сизуко

Нагахара пригласил Эду и Игусу поближе к огню со словами:

— Мы ценим ваши усилия… — Это был элегантный седовласый господин лет шестидесяти, своей наружностью производивший впечатление английского джентльмена. — Боюсь, моя жена слишком потрясена случившимся. Она сейчас отдыхает наверху. Я вызвал к ней нашего семейного доктора, так что, к сожалению, она пока не сможет ответить на ваши вопросы. — Умение сохранять учтивость даже в таких обстоятельствах, несомненно, было результатом многолетнего выступления в качестве владельца отеля.

Затем он представил полицейским свою младшую дочь Аканэ — высокую девушку в оранжевых брючках и сочетавшимся по цвету свитере. Не вставая, Аканэ только слегка кивнула, когда её представили. На сестру она походила ярко выраженными, почти европейскими, чертами лица. Даже сейчас, когда глаза её были красны и припухли от слёз, в ней чувствовалась свойственная её натуре живость характера.

Коротко выразив свои соболезнования по поводу случившегося, Эда принялся расспрашивать старшего Нагахару о Мидори.

— В ноябре ей исполнилось двадцать семь. После окончания Токийской консерватории она три года училась в Европе, а потом выступала в частных клубах в токийском районе Акасака. Она жила, как ей нравится, но, когда ей исполнилось двадцать пять, я попросил её вернуться домой. Я считал, что ей пора подумать о замужестве.

Нагахара отвечал на все вопросы Эды, хотя голос его дрожал и время от времени срывался.

— А она была с кем-нибудь помолвлена?

— Нет. У нас было несколько кандидатур, но все они ей чем-нибудь да не нравились.

— У неё был возлюбленный?

— Нет. Во всяком случае, насколько мне известно.

— Был ли у неё друг или кто-то, кому она симпатизировала?

— Она дружила с какими-то мужчинами, но никогда не знакомила меня с ними, так что мне трудно тут что-нибудь сказать.

В другой комнате зазвонил телефон, а ещё через несколько мгновений в гостиную вошла домработница средних лет, которая сообщила, что господину Нагахаре звонят из отеля. Извинившись, Нагахара вышел. Он говорил долго, но о чём, из гостиной было трудно разобрать.

Эда изучал профиль Аканэ, задумчиво смотревшей на огонь в камине, потом наконец сказал:

— Вы слышали, что сказал ваш отец, но как сестра Мидори вы, наверное, могли бы знать больше о её друзьях и знакомствах.

Аканэ перевела взгляд на Эду. По её зелёным глазам можно было судить о сильном характере.

— Ну так как же? Были у вашей сестры поклонники или близкие друзья мужского пола? Вы, конечно же, понимаете, что я так настойчиво интересуюсь этим вопросом, потому что на Мидори напали не с целью грабежа. И деньги, и украшения, и норковая шуба остались при ней, к тому же мы не обнаружили признаков борьбы. Похоже, убийца знал Мидори в лицо и имел возможность сесть в её машину. Это даёт нам основания подозревать, что убийство было совершено кем-то из её знакомых.

Добродушная и мягкая манера расспроса не была у Эды специальным расчётом, он всегда так разговаривал с людьми в независимости от их социального статуса. Правда, за эту непринуждённую манеру его недолюбливали коллеги.

— Думаю, у неё был кто-то, — ответила Аканэ.

— Кто же? Возлюбленный?

— Боюсь, тут мне нечего вам сказать.

— А какие-нибудь имена её знакомых вы могли бы назвать?

— Насколько мне известно… — По просьбе Эды Аканэ назвала имена трёх человек — тренера по гольфу, какого-то художника и студента — все они жили в районе Хаконэ.

— Надо понимать, у неё и в Токио остались друзья?

— Думаю, да. Только она никогда не рассказывала много о Токио. — Впервые за всё время лицо Аканэ омрачилось, и она протянула руки к огню.

— А вы сами тоже жили в Токио?

— Да, в студенчестве. Только мы с сестрой жили там по отдельности. — В порыве горестных воспоминаний Аканэ вдруг зажмурилась, потом продолжала: — По-моему, из всех её токийских друзей наиболее близким был Умэдзаки.

— Кто такой Умэдзаки?

— Он работает менеджером в одной торговой компании в Токио. Кажется, Мидори познакомилась с ним, когда выступала в одном частном клубе в Акасаке. Несколько раз он приезжал сюда и останавливался в «Эмеральд вью». По-моему, они просто друзья, но вообще-то я не могу точно сказать, были ли у них какие-то особые отношения.

Глаза Аканэ затуманились слезами, когда она снова осознала смерть сестры.

— Вы можете дать мне адрес этого Умэдзаки в Токио?

— Конечно, могу. Только, если я не ошибаюсь, он сейчас находится в «Эмеральд вью».

— To есть вы хотите сказать, что он сейчас здесь, в Хаконэ?

— Наверное. Он связан делами с людьми, спонсировавшими сегодняшний приём в отеле. По-моему, сестра говорила мне, что он тоже приглашён.

Тем не менее Эда велел своему помощнику записать имя Садао Умэдзаки и его место работы.

А между тем господин Нагахара, закончив разговор, вернулся в гостиную. Когда домработница подала кофе, Эда продолжил свой опрос. Он поинтересовался у Аканэ, в каком настроении была Мидори, когда выходила из дома, собираясь в отель, и та ответила, что не заметила ничего подозрительного.

— Мама почувствовала, что простыла, и поднялась к себе наверх прилечь, а я сидела одна в гостиной. — Дальше она объяснила, что домработница, живущая по соседству, обычно уходит в шесть часов, так что к тому времени её в доме не было. Она вернулась в дом Нагахара уже позже, когда узнала о трагедии. — Мидори одевалась в своей комнате и только на секундочку заглянула в гостиную, когда шла к выходу. Я читала, поэтому в общем-то не обратила на неё особого внимания. — Дальше Аканэ припомнила, что Мидори вроде бы вышла через парадную дверь, а ещё через некоторое время послышался звук заведённого «порше» в гараже.

— А не замечали ли вы в последнее время, чтобы Мидори была чем-то огорчена или встревожена?

Старший Нагахара сидел, ссутулившись, с горестным выражением на лице. Аканэ немного подумала, потом сказала:

— Некоторое время назад, кажется, в прошлую пятницу, Мидори шла по тропинке за нашим домом, и я окликнула её с нижней дороги. Мне нужно было передать ей кое-что насчёт музыкального урока. Так вот на этой тропинке за спиной у Мидори шёл какой-то мужчина, и, по-моему, я спугнула его своим окликом. Всё это выглядело очень странно, потому что обычно по этой тропе никто не ходит.

— Что это был за человек? Вы можете описать его?

— Издалека я его особенно не разглядела, но, кажется, он был в очках и в костюме.

Столь скудная информация вряд ли помогла бы определить, насколько этот человек был связан с убийством.

Около часа ночи Эда и Игуса закончили свой опрос и удалились. На большее пока, похоже, рассчитывать не приходилось, так что они решили оставить семью в покое. Утром Эда намеревался поехать в «Эмеральд вью» и поговорить с Садао Умэдзаки. Перевозбуждённый и уставший, он спускался по ступенькам крыльца. После душной гостиной холодный ночной воздух Хаконэ был даже приятен.