Книга Эскимо с Хоккайдо, страница 75 – Айзек Адамсон

Толпа ахнула — Суда взлетел и на миг замер в воздухе, прежде чем рухнуть на мат. Ударился он крепко, его еще на пару дюймов подбросило.

— Вперед, Исаму! — рявкнул сэнсэй Фудзотао. — Не трусь.

— Ты — победитель! — вопил Аки.

— Глаз тигра! — надрывался Маки.

Суда кивнул друзьям и вскочил на ноги. Оттого, что его так легко сбили с ног, адреналиновые шлюзы открылись, и теперь Суда носился по рингу, точно мышь в вольере удава.

Второй боец спокойно вышел в самый центр и там встал на якорь. Когда Суда его обходил в очередной раз, противник атаковал.

Первый удар — рон-хог-клаб — пришелся повыше колена. Дап-тя-ва-ла прошел над головой, но апперкот, или эраван-соэй-нга, врезался в слабое место под грудью.

Щеки Суды раздулись, как у Луи Армстронга, капа выскочила. Пластиковая подковка угодила противнику точно промеж глаз. Лучший удар Суды за всю встречу.

Прозвенел гонг. Конец первого раунда.

Суда кое-как поднялся с мата и уполз в свой угол. Аки и Маки поспешили размассировать его, а старый Фудзотао орал инструкции:

— Не лезь напрямую! Двигайся как бабочка, не как гусеница.

Гусеница даже по осени не стала бабочкой. Вспомнив поэтическое оскорбление, нанесенное мне Сарой, я невольно подумал про Ольгу. В перерыве между раундами я пытался вообразить жизнь в Швеции. Об этой стране я ничего не знаю, разве что старые фильмы Бергмана смотрел. Макс фон Сюдов и Биби Андерссон. [155] Я не мог вообразить Ёси на улицах Гётеборга. Не мог представить себе и Ольгу в Гётеборге, если на то пошло, как и она, должно быть, не представляла себе меня — в Кливленде. Тот, кто назвал человеческое воображение безграничным, обладал довольно-таки ограниченным воображением. Как люди проводят время в Швеции? Живут в продуваемых ветром приморских поселках, выглядывают из грязных окон, перебирают те радостные и горестные моменты, которые были для них судьбоносными?

В моей жизни был один судьбоносный момент — много лет назад, когда девятнадцатилетняя Сара вошла в офис «Молодежи Азии», с кольцом в носу и сжатыми кулаками, и потребовала указать ей писаку, оскорбившего ее любимую группу «Ханойские подррржки».

Сара.

Такэси говорил, мы с ней созданы друг для друга. Говорил, хватит играть в кошки-мышки. Судя по тому, как много я о ней думаю, Такэси был прав. Может, мы еще сумеем все наладить. Невзирая на мои токийские приключения и уверенность, что мое дело жизни — писать для подростков. Невзирая на диагностированную доктором Ником раздутую личность. В глубине души Сара понимает: я никогда не стану другим. И в глубине души я не сержусь на то, что она хочет меня исправить.

И может быть — но только может быть, — на этот раз есть шанс. Кто знает, каким я предстану, когда с меня снимут кокон бинтов. Гусеницы и бабочки. Кошки-мышки. Тигры и «Битлз». Ольга права, и не только насчет Токио: весь этот клятый мир — зоопарк.

Но Токио, возлюбленная моя Токио! Мы столько еще должны друг о друге узнать, столько ран еще нанесем друг другу! А сейчас мне пора возвращаться в Кливленд. Сесть на дешевый металлический стул перед роскошным деревянным столом с видом на озером Эри. Мне предстоит написать крепкую статью, которую подростки — а может, и кое-кто из ребят постарше — не посмеют пропустить.

Гонг. Второй раунд.

Суда так и вылетел в центр ринга и ровно за четыре секунды отправился в нокдаун. Даже Аки и Маки содрогнулись, когда обрушился этот удар, но Суда почти сразу поднялся. На лице его сияла улыбка.

— Проклятие! — буркнул сэнсэй Фудзотао, качая головой. — Я так и знал, он из этих. Надеялся, что это не так, но я же видел!

Я с любопытством глянул на него — не скажу, что он заметил. Суда ковылял по рингу, полный энтузиазма, точно пьяница, танцующий под любимую песенку.

— То и дело на таких нарываешься, — вздыхал сэнсэй Фудзотао. — Можно учить их приемам, привести в форму. Они даже иногда выигрывают схватку. Но с их фатальной склонностью ничего не поделаешь.

Я ждал, любуясь отблесками света на серебристой щетине, которой заросла его голова.

— Им нужно, чтобы их били, — пояснил он. — Им это нравится. Не спрашивайте меня, почему. Психологический выверт. Как будто искупают вину. Как будто они это заслужили. Как будто крепкий удар в морду — это награда.

И тут Суда нарвался прямо на тэн-квад-ларн, попросту говоря — удар сзади и снизу по ногам. Он вновь скопытился, прокатился по мату, но сумел вскочить на ноги прежде, чем иссякла инерция. Противнику понадобилась секунда, чтобы оценить ситуацию: настало время нокаута.

Левый глаз Суды уже набухал, изо рта капала кровь. Однако избитое лицо улыбалось — не печальной усмешкой, не ухмылкой неудачника, но открытой и радостной улыбкой полного блаженства.

Он получил еще одну награду, напоследок, и бой закончился.