Книга Хороший немец, страница 80 – Джозеф Кэнон

Лицо Берни напряглось.

— Костыли настоящие. Как и газ.

— Почему бы просто не вывести ее и не расстрелять?

— Потому что нам надо все это запротоколировать — как это делали они. Люди должны знать.

Джейк кивнул.

— Тогда она кто? Дублер?

— Нет. Она реальная. Такая же настоящая, как и Отто Клопфер. Такая же. — Он заметил недоумение Джейка. — Водитель, который просил закрепить ему выхлопную трубу. Вы, наверно, уже забыли. Как и остальные. — Он оглянулся на сектор для прессы. Беспокойный скрип стульев. — Может, на этот раз послушают.

— Ее заставляли делать это. Вы же знаете.

— То же самое говорит и Отто. Они так все говорят. Вы верите?

Джейк посмотрел на него.

— Иногда.

— И что? У каждого печальная история. А конец всегда один. Когда я служил окружным прокурором, понял одно: начнешь жалеть людей, обвинений не будет. Не тратьте симпатий. Она полностью виновна.

Обвинитель вызвал Гюнтера. Но прежде чем тот занял место, защитник вскочил, проявив наконец какую-то активность:

— Можно обратиться к суду? В чем цель этих свидетелей? Все это эмоции. Характер работы обвиняемой здесь не рассматривается. Она сама все уже описала. — Он взял расшифровку стенограммы. — Я бы еще добавил, что эту работу она выполняла под угрозой собственной смерти. Не будем забывать, что она помогла нам опознать ее хозяев, пошла с нами на полное сотрудничество, чтобы советский народ мог предать настоящих фашистов суду. И что она за это получила? Вот это? Советский народ должен решать ее судьбу, а не западная пресса. Я прошу покончить с этим театральным представлением и приступить к серьезной судебной работе.

Это было так неожиданно, что некоторое время судьи просто молча сидели. Затем переговорили между собой. И попросили, чтобы он повторил свою речь на русском языке. И Джейку опять стало интересно, как много они понимают из того, что здесь говорят. Рената безучастно стояла, пока защита снова повторяла свое заявление. Полное сотрудничество. Выбили из нее? Или она села и по собственной воле исписала листы именами? Новое задание — ловить ловцов. Когда защитник закончил, судья хмуро сказал ему:

— Садитесь.

Затем взглянул на Гюнтера.

— Приступим.

Защитник опустил голову, как школьник, получивший взбучку за не вовремя сказанное слово, и Джейк понял, что сути происходящего он не уловил. Театр и был задачей суда. Что будет, когда закончится это послевоенное лето? Не очистка завалов, не шаркающие перемещенные лица — все это второстепенно. Наступал период обвинений, персональных репрессий, невыполнимых моральных компенсаций. Трибуналы, обритые головы, указующие персты — аутодафе для очистки души. У каждого Гюнтера был свой счет.

Они стали внимательно слушать его свидетельские показания, медленное перечисление многих лет службы в полиции. Спокойный монотонный голос, возврат к порядку после плача фрау Герш. Берни знал свою аудиторию. Их можно разжалобить костылями, но в итоге они поведутся на рассудительность и авторитетную уверенность. Судьи слушали вежливо, как будто, — ирония судьбы — они наконец узнали одного из своих.

— Правильно ли будет сказать, что эти годы обучения сделали из вас хорошего наблюдателя?

— У меня глаз полицейского, да.

— Тогда расскажите нам, что вы видели в тот день в… — Он прервался, чтобы свериться со своими записями. — Кафе «Хайль», Оливаерплац. — На той же улице, недалеко от квартиры Лины, где вокруг них крутился мир. — Вы в кафе бывали?

— Нет. Поэтому я был особенно внимателен. Посмотреть, чтобы там не оказалось опасно.

— Для вашей жены, вы имеете в виду?

— Да, для Марты.

— Она пряталась.

— В то время она была вынуждена гулять целыми днями, чтобы хозяйка квартиры думала, что она на работе. В общественных местах, где люди не обратят внимания. Станция «Зоопарк», например. Тиргартен.

— И вы встречались с ней во время этих прогулок?

— Два раза в неделю. По вторникам и пятницам, — уточнил Гюнтер. — Чтобы удостовериться, что с ней все в порядке, передать продукты. У меня были купоны. — Каждую неделю, несколько лет, ожидая хлопка по плечу.

— И где это происходило?

— Обычно в «Ашингере», [72] у станции «Фридрихштрассе». Там всегда было полно народа. — Большое кафе-закусочная. Джейк сам часто заходил туда перекусить по пути на радиостанцию. Джейк представил, как они притворялись, что случайно встретились, и, потолкавшись в толпе, закусывающей у столиков-стоек, съедали блюда дня на синих тарелках. — Важно было менять места. Ее лицо могло примелькаться. Поэтому в тот день была Оливаерплац.

— Это был 1944 год?

— Семнадцатого марта, 1944 года. Час тридцать.

— К чему такая точность? — вскочив, спросил защитник.

— Сядьте, — махнул рукой судья.

Крупные облавы начались в 42-м. Два года растворяться в толпе.

— У вас прекрасная память, герр Бен, — сказал обвинитель. — Пожалуйста, расскажите, как дальше было дело.

Гюнтер взглянул в сторону Берни. Тот кивнул.

— Сначала, как всегда, пришел я. Проверить.

— Подсудимая была там?

— В глубине зала. Кофе, газета — как обычно. Потом пришла Марта. Спросила, свободно ли место рядом. Притворство, естественно, чтобы не думали, что мы вместе. Я заметил, что подсудимая посмотрела на нас, и подумал, что нам лучше уйти, но она опять уткнулась в свою газету, и я решил: все нормально. Мы заказали кофе. Еще один взгляд. Понимаете, я подумал, что она посматривает на меня, что, может, она одна их тех, которых я арестовывал — иногда так бывает, — но нет, просто назойливая дамочка. А потом она пошла в туалет. Там есть телефон — я потом проверял — и оттуда она позвонила своим друзьям.

— И вернулась?

— Да, допила кофе. Затем оплатила счет и прошла мимо нас к двери. Именно в этот момент они и пришли за Мартой. Двое, в кожаных пальто. Кто еще в сорок четвертом носил кожаные пальто? Так что я все понял.

— Извините, герр Бен. Вы точно знаете, что обвиняемая звонила им? Каким образом?

Гюнтер опустил глаза.

— Потому что Марта заговорила с ней. Глупый прокол при такой осторожности. Но, в конечном счете, какая разница?

— Она заговорила с ней?

— Они были знакомы. Со школы. Школьные подруги. «Рената, неужели это ты?» — сказала она. Так удивилась, увидев ее. Марта, очевидно, подумала, что она тоже скрывается. Еще одна подводная лодка. «Столько лет, — сказала Марта, — и все такая же». Глупо.

— А фройляйн Науманн узнала ее?