Онлайн книга «Пелагия и черный монах»
– А где Лямпе? – шепотом спросила Полина Андреевна. Коровин голос понижать не стал: – Понятия не имею. Как ни приду, его все нет. Пожалуй, уже несколько дней его не видел. Сергей Николаевич у нас личность самостоятельная. Должно быть, открыл еще какую-нибудь эманацию и увлечен “полевыми экспериментами” – есть у него такой термин. Владыка остался у порога. Глядел на затылок своего духовного чада, часто-часто моргая. – Матвей Бенционович! – позвала госпожа Лисицына. – Вы погромче, – посоветовал Донат Саввич. – Он теперь откликается лишь на сильные раздражители. Она во весь голос крикнула: – Матвей Бенционович! Смотрите, кого я к вам привела! Была у Полины Андреевны маленькая надежда: увидит Бердичевский любимого наставника и встряхнется, пробудится к жизни. На крик товарищ прокурора оглянулся, поискал источник звука. Нашел. Но посмотрел только на женщину. Ее спутников взгляда не удостоил. – Да? – медленно спросил он. – Что вам, сударыня? – Раньше он про вас все время спрашивал! – в отчаянии прошептала она Митрофанию. – А теперь и не глядит… А где господин Лямпе? – осторожно спросила она, приблизившись к сидящему. Тот произнес тускло, безразлично: – Под землей. – Видите? – пожал плечами Коровин. – Реакция лишь на интонацию и грамматику вопроса, с бредовым откликом. Новый этап в развитии душевной болезни. Архиерей шагнул вперед, решительно отодвинув доктора в сторону. – Дайте-ка. Физические повреждения мозга – сие безусловно по части медицины, а вот что до болезней души, в которую, как говорили в старину, бес вселился, – это уж, доктор, по моему ведомству. – И, властно повысив голос, приказал. – Вы вот что, оставьте-ка нас с господином Бердичевским вдвоем. И не приходите, пока не позову. Неделю не буду звать – значит, неделю не приходите. Чтоб никто, пи один человек. Понятно вам? Донат Саввич усмехнулся: – Ах, владыко, не по вашей это епархии, уж поверьте. Этого беса молитовкой да святой водицей не изгонишь. Да и не позволю я у себя в клинике средневековье устраивать. – Не позволите? – прищурился архиерей, оглянувшись на доктора. – А разгуливать больным меж здоровых позволяете? Что это вы здесь, в Арарате, за смешение устроили? Не разберешь, которые из публики вменяемые. И так на свете живешь, не всегда понимаешь, кто вокруг сумасшедший, кто нет, а у вас на острове и вовсе один соблазн и смущение. Этак и здравый про самого себя засомневается. Вы лучше делайте, что вам сказано. Не то воспрещу вашему заведению на церковной земле пребывать. Коровин далее спорить не осмелился. Развел руками – мол, делайте что хотите, – повернулся да вышел. – Пойдем-ка, Матюша. Епископ ласково взял больного за руку, повел из темной лаборатории в спальню. – Ты, Пелагия, с нами не ходи. Когда можно будет – кликну. – Хорошо, отче, я в лаборатории подожду, – поклонилась Лисицына. Бердичевского владыка усадил на кровать, себе пододвинул стул. Помолчали. Митрофаний смотрел на Матвея Бенционовича, тот – в стену. – Матвей, неужто вправду меня не узнал? – не выдержал преосвященный. Только тогда Бердичевский перевел на него взгляд. Помигал, сказал неуверенно: – Вы ведь духовная особа? Вот и панагия у вас на груди. Ваше лицо мне знакомо. Должно быть, я вас во сне видел. – А ты меня потрогай. Я тебе не снюсь. Разве ты не рад мне? Матвей Бенционович послушно потрогал посетителя за рукав. Вежливо ответил: – Отчего же, очень рад. Посмотрел на владыку еще и вдруг заплакал – тихонько, без голоса, но со многими слезами. Проявлению чувств, пускай даже такому, Митрофаний обрадовался. Принялся поглаживать убогого по голове и сам всё приговаривал: – Поплачь, поплачь, со слезами из души яд выходит. Но Бердичевский, кажется, пристроился плакать надолго. Все лил слезы, лил, и что-то очень уж монотонно. И плач был странный, похожий на затяжную осеннюю морось. Преосвященный весь свой платок измочил, утирая духовному сыну лицо, а платок был изрядный, мало не в аршин. Нахмурился епископ. – Ну-ну, поплакал и будет. Я ведь к тебе с хорошими вестями, очень хорошими. Матвей Бенционович покорно похлопал глазами, и те немедленно высохли. – Это хорошо, когда хорошие вести, – заметил он. Митрофаний подождал вопроса, не дождался. Тогда объявил торжественно: – Тебе производство в следующий чин пришло. Поздравляю. Ты ведь давно ждешь. Теперь ты статский советник. – Мне статским советником быть нельзя. – Бердичевский рассудительно наморщил лоб. – Сумасшедшие не могут носить чин пятого класса, это воспрещено законом. – Еще как могут, – попробовал шутить владыка. – Я знаю особ даже четвертого и, страшно вымолвить, третьего класса, которым самое место в скорбном доме. – Да? – немножко удивился Матвей Бенционович. – А между тем артикул государственной службы этого совершенно не допускает. ` Снова помолчали. – Но это еще не главная моя весть. – Епископ хлопнул Бердичевского по колену – тот вздрогнул и плаксиво сморщился. – У тебя ведь мальчик родился, сын! Здоровенький, и Маша здорова. – Это очень хорошо, – кивнул товарищ прокурора, – когда все здоровы. Без здоровья ничто не приносит счастья – ни слава, ни богатство. – Уж и имя выбрали. Подумали-подумали и назвали…. – Митрофаний выдержал паузу. – Акакием. Будет теперь Акакий Матвеевич. Чем не прозвание? Матвей Бенционович одобрил и имя. И опять наступила тишина. Теперь молчали с пол-часа, не меньше. Видно было, что Бердичевскому безмолвие отнюдь не в тягость. Он и не двигался почти, смотрел прямо перед собой. Раза два, когда Митрофаний пошевелился, перевел на него взгляд, благожелательно улыбнулся. Не зная, как еще пробиться через глухую стенку, архиерей завел разговор о семействе – для этой цели фотографические карточки из Синеозерска прихватил. Матвей Бенционович снимки рассматривал с вежливым интересом. Про жену сказал: |