Онлайн книга «Мефодий Буслаев. Ожерелье дриады»
|
Чувствовалось, что Плаховна благоволит к малоумному гиганту и не переносит карлика. Прасковья толкнула ногой Ромасюсика, засмотревшегося на поедавшего шоколад гиганта. – Аида Плаховна! Покажите им, что мне показывали! – попросила она. Рука Мамзелькиной снова скользнула в рюкзак. На сей раз из него извлечен был свиток. Едва показавшись, он стал стремительно раскручиваться и в одно мгновение занял весь операционный зал. Многие метры списка обрушивались на пол извилистыми волнами. В одну минуту они покрыли пол на высоту колена. Сколько же там было имен! Десятки и сотни тысяч. Не только славянские, но и индийские, китайские, английские. Выведенные мелким канцелярским почерком с кокетливыми завитушками. Изредка попадались и высохшие брызги крови – должно быть, писарь, утомленный каждодневной рутиной, поленился промокнуть их и подчистить ножичком. Прасковья и Зигги Пуфс внимательно смотрели на закручивающиеся волны свитка. Лица у них были ожидающие. – Где же это было? – рассеянно бормотала Аида Плаховна, близоруко, но одновременно с чудовищной скоростью просматривая список. – Ага! Вот! Свиток внезапно перестал раскручиваться. Мелкие буквы увеличились и выпрыгнули из него: 30 июля. 16.25 Петр Чимоданов – небрежное обращение с осколочной гранатой. Агония – четыре с половиной секунды. 17.01–17.59 Евгеша Мошкин – попал под трейлер (марка а/м «Вольво» гос. номер – А 234 УУ 177. Водитель – Зуев О.П. 1981 г.р.). Умер во время погрузки в машину «Скорой помощи» (марка а/м «Газель» гос. номер М 694 ПА 97. Водитель – Прошкин А.С. Старший санитар – Фулер М.Е. Врач-реаниматор – Цветкова И.И.) Мошкин позеленел и тихо произнес: «Ой, мама!» Он уже подсчитал, что ему предстоит мучиться целых пятьдесят восемь минут. Чимоданов принялся с негодованием бормотать, что у него нету никаких гранат, но внезапно о чем-то вспомнил и смущенно умолк. – Ого! Сколько деталей! – умилился Ромасюсик, пробежав глазками по буквам. – Лигул сам все продумал. Охота ему было в мою работу влезать! Теперь грузись вот: весь этот народец отлавливай: Прошкин, Зуев… за руль сажай, – неодобрительно отозвалась Плаховна. Как профессионал, она не переваривала стороннего вмешательства. Поняв, что ее в списке нет, Вихрова довольно хмыкнула и удержала в стоячем положении сползавшего на нее Мошкина. – Печальный денек будет тридцатого июля! Надо не полениться и купить что-нибудь траурное, – заметила она. – И не говори! Я и сама об этом подумываю! – согласилась с ней Мамзелькина. Свиток прокрутился строчек на двадцать вниз. 30 июля. 23.00 Наталия Вихрова – на усм. исп. Утверждаю: Л и г. (противненькая подпись – мелкая и дотошно старательная). – Так и знала, что у него фантазия иссякнет! На Грошкиных и Брошкиных весь израсходовался! «Газеля» ты наша! Вот оно – в чужую работу лезть! – торжествуя, сказала Аида Плаховна. Теперь уже Мошкину пришлось поддерживать Нату. – Что такое «на усм. исп.»? – трусливо спросила она. – «На усмотрение исполнителя», – охотно расшифровала Плаховна. – Это означает, что я сама вправе определить способ. Я, благородно сказать, ишшо не думала. Не боись! Упакуем в аккурат как на почте! – За что вы нас так? – простонала Ната. Мамзелькина печально зарумянилась и высказалась в духе, что она вовсе не зверь. Просто однажды ошиблась с выбором профессии. – Но Аидушка!.. – Я уже которую тыщу лет Аидушка!.. Не подлизывайся! Мое дело сторона! Надоть значить надоть! – твердо отрезала Плаховна. Голос у нее стал сух и негибок, как старая подошва. Да, к Арею старушка, возможно, относилась неплохо, в меру алкогольной дружбы. На остальных же сотрудников симпатия «Аидушки» не распространялась. Мошкин обреченно подумал, что для Мамзелькиной «надоть значить надоть» уже конечная инстанция. Есть приказ – значит нужно топать и выполнять. Хотя именно такое простое поведение является наиболее оптимальным в большинстве запутанных ситуаций. Если, конечно, изначально выбрал себе верное начальство. – И вам не жалко нас будет? – с отчаянием продолжала Вихрова. «Аидушка» пригорюнилась и погладила ее по ручке. – Куды ж не жалко? Все ж таки свои, не чужие! Ужо помянуть, конечно, придется – тут без медовухи никуда, – сказала она с предвкушением пьянки. – Потерпите немного, Аида! Ваша голова нужна нам светлой! – льстиво произнес Зигги Пуфс. Заметно было, что мостик его отношений с Плаховной еще не выстроен. Усмотрев в «светлой голове» льстящую ей двусмысленность, Мамзелькина задребезжала невидимой копилочкой и согласилась погодить. – Ужо погожу… До тридцатого-то числа! – пообещала она. Петруччо ощетинился, как противотанковый еж, встретивший противотанковую ежиху. Раз по-хорошему не получается – надо идти напролом. – ПОДЧЕРКИВАЮ! У нас есть эйдосы и права! – заявил он. – Права у водителя автобуса! А у вас так, правишки! – поправил Тухломоша, невесть откуда высовываясь и исчезая прежде, чем Чимоданов успел выбросить кулак. – У нас есть эйдосы! – упрямо повторил Петруччо. Зигги Пуфс пакостно ущипнул бородку. Во всех чертах жирного его личика прыгало торжество. – Не заблуждайся! Вы до сих пор сотрудники мрака! Свет, возможно, оспорит ваши эйдосы, а вот жизнь наверняка не оспорит. Вы наши со всеми потрохами! – произнес он резким и тонким голосом, похожим на скрип дверных петель. В бюрократическом его тоне было столько уверенности, что сердце обвалилось у Мошкина в груди. Он понял: так и будет. Действительно, какой смысл свету бороться за их жизнь, когда с каждым днем они все больше запутываются в сетях мрака, себе же делая хуже? Потуг бросить и исправиться нет. – Это нечестно! Я теперь гранату даже и в руки не возьму! Лучше бензопилой себе их отпилю! – отчаянно сказал Чимоданов. – А я на улицу не выйду! Засяду с утра тридцатого на крыше многоэтажки! Туда трейлеру не проехать! Не надо было предупреждать! – заупрямился Мошкин. Мамзелькину угрозы не смутили. |