Книга Дочь пирата, страница 65 – Гэлен Фоули

Никто никогда не видел графиню в таком состоянии. Никто.

Несмотря на весь свой ум, опытность и изворотливость, Джулия не могла вымолвить ни слова. И была слишком раздавлена, чтобы прятаться.

— Кто сделал это с вами? — прошептал с яростью Рафаэль.

Глаза его сверкнули юным чистым огнем рыцарского благородства. Он нежно коснулся ее лица.

Досадливо поморщившись, Джулия отпрянула:

— Никто. Я налетела на дверь.

— Кто, Джулия? Я приказываю вам отвечать.

Она повернулась к нему, измученная, усталая, и голосом, полным горечи, спросила:

— Что вы сделаете, когда узнаете?

— Убью его, — ответил принц.

Покачав головой, Джулия расхохоталась так, что слезы вновь полились из ее глаз.

— Дуэли запрещены законом, ваше высочество.

— Назовите мне его имя.

— Что вы собираетесь делать? Защищать меня? Отстаивать мою честь?

— Да.

Джулия внимательно всмотрелась в его лицо. Возможно, он больше мужчина, чем она думала.

Принц Рафаэль Джанкарло Этторе ди Фиори. У него были темно-русые выгоревшие на солнце волосы с золотистыми прядями; задумчивые зеленовато-золотистые глаза, обрамленные темными с золотистыми кончиками ресницами. Этот атлет был хорош собой. Бронзовый загар покрывал его кожу. Следствие многих часов, проведенных в играх и на яхте, в плавании у берегов Сицилии. Его все знали как сорвиголову, но смотрели на его приключения снисходительно. Рафаэль был любимцем всего королевства, зеница ока королевы, гордость и радость короля.

Они внимательно присматривали за своим дорогим мальчиком. Вероятно, Рэйф мог по пальцам пересчитать все случаи, когда ему удавалось побыть с женщиной. Джулия задумалась… Господи, да он же богат!..

Медленно, как во сне, она протянула руку и материнским жестом погладила его щеку. У Рэйфа была юная бархатистая кожа. Его невинность почему-то тронула Джулию так, что, когда она заговорила вновь, голос ее прозвучал мягче, чем всегда.

— Ты добьешься лишь того, что тебя убьют, красавчик.

— Черта с два, — твердо объявил он. — Кто он, Джулия? Ему не удастся выйти сухим из воды.

Тронутая до глубины души, она уронила голову на руки. Она не хотела, чтобы нанесли вред наследнику престола, юноше, мальчишке. И все же в каком-то крохотном ранимом уголке ее сердца теплилась мечта, что кто-то хоть раз вступится за нее.

— Назовите его, Джулия. Она судорожно вздохнула.

— Туринов.

— Отлично, — спокойно отозвался принц. В глазах его мелькнуло презрение. — Я навещу вас, когда все будет закончено.

Рафаэль встал и, расправив плечи, направился к двери. Посмотрев ему вслед, Джулия пришла в ужас: «Господи! Что я натворила?!»

Испуганная, она окликнула его, с напускной беспечностью сказав:

— Вам незачем рисковать жизнью, дорогой мой, чтобы переспать со мной. Это все знают.

Рафаэль вернулся, нагнулся к самому ее лицу и со странной нежностью взял Джулию за подбородок.

— Печальная красавица Джулия. — Он ласково заглянул ей в глаза. — Оставайтесь здесь. Я пришлю врача, чтобы он позаботился о вас.

Поцеловав ее в лоб, принц вышел.

В шесть часов вечера кавалькада добралась до тихой сельской церкви в трех милях к западу от желтой виллы.

Скрипнув колесными осями, карета остановилась. Серафина сидела отрешенная, скрестив руки на груди. Дверца распахнулась, в проеме появился Дариус.

— Выходи, — резко приказал он.

Дариус забрался в экипаж. Швырнув на колени принцессе ее черный бархатный ящичек, он уселся напротив нее и скрестил руки так же, как и она. Выражение его лица было холодным, суровым, презрительным.

— Что это?

Нетерпеливым, небрежным до грубости жестом затянутой в черную перчатку руки Дариус велел Серафине открыть ящичек.

Повиновавшись, она обнаружила там три красивейших перстя: с граненым в форме сердца рубином, с великолепной звездой из бриллиантов и аметистов и простой золотой ободок.

— Выбирай.

Принцесса удивленно посмотрела на Дариуса:

— Почему их три?

— Просто три, и все.

— А-а, — протянула она, уязвленная его холодностью. — Это государственная тайна. Полагаю, что должна привыкать к этому.

— Совершенно верно. Выбери одно — и задело.

Серафина выбрала простой золотой ободок. Примерив его, она обнаружила, что кольцо подошло ей идеально, и настороженно взглянула на Дариуса.

— Подходит? Отлично, — сухо бросил он. — Тогда перейдем к делу и покончим с ним.

Он выпрыгнул из кареты и направился к церкви. По дороге Дариус бросил бархатный ящичек служанке:

— Лови.

— Что это, сэр? — растерянно спросила Пия.

— Кое-что тебе на будущее, к моменту, когда уйдешь на покой. Преданность, Пия, — с издевкой уточнил он, — вещь, которую кое-кто из нас умеет вознаграждать. — Не оглядываясь, Дариус взбежал по ступеням и вошел в церковь.

Серафина стиснув зубы последовала за ним. Их обвенчали. Свидетелями были Алек и Пия. Гостями — несколько гвардейцев и слуг, а также какая-то набожная старая вдовица, случайно навещавшая в тот день могилу мужа на кладбище при церкви. Серафина была возмущена. У алтаря она протянула Дариусу руку, потому что теперь он был единственным, кто у нее оставался.

Однако принцесса внутренне взбунтовалась при мысли о том, что отныне Дариус ее опекун, господин и повелитель. «Пусть только не пытается мне приказывать», — яростно подумала она.

Во время простой церемонии Серафина смотрела, как шевелятся губы священника, но не вникала в смысл произносимых слов. Она своего добилась, но не была уверена, что довольна достигнутым.

Надевая кольцо на палец Серафине, Дариус на секунду поднял глаза и встретился с ней взглядом. Она вспомнила о том, как прошлой ночью занималась с ним любовью, как смотрели они в глаза друг другу, слитые воедино. Жаркая тоска волной прокатилась по ее телу. Она увидела, как в глазах Дариуса мелькнуло бурное смятение, но он тут же опустил ресницы и с непроницаемым видом отвернулся от нее, высокий, красивый, недосягаемый… суровый и неприступный. Мужчина грез Серафины отныне принадлежал ей навеки — и ненавидел ее.

— Объявляю вас мужем и женой. Поцелуйте ее, — произнес добрый старый священник.

Сантьяго вздрогнул, словно продремал весь обряд, а теперь проснулся. Серафина стиснула зубы, понимая, что он но дразнит ее.

Новобрачный склонился к невесте и холодно приложился к ее щекам… Это было проделано изящно, галантно и бездушно… Серафине показалось, что ей дали пощечину. Слезы стада и гнева вскипели у нее на глазах, но она решила быть столь же холодно невозмутимой и сдержанной, как и Дариус. Серафина оперлась на руку, которую он учтиво предложил, и вышла с ним из церкви. Маска любезной вежливости прочно приросла к его лицу. Ни один из них не улыбался.