Книга Влюбленный герцог, страница 23 – Гэлен Фоули

— О, это вам понравилось бы, не так ли?

— Разумеется.

Она застенчиво отвела взгляд и направилась к большому фортепьяно у окна.

— Вы играете?

— Больше нет. А вы?

— Немного.

— Тогда сыграйте какую-нибудь песенку, красавица, — попросил он.

— Ваша слуга, милорд, — насмешливо ответила она, усаживаясь на скамью, и тут у нее дух захватило — она увидела золоченую надпись. — «Граф», — изумилась она. Этот гордый, великолепный инструмент был слишком прекрасен, чтобы к нему прикасаться. — Ах, Роберт, я не смею!

— Разумеется, смеете. — Он снисходительно улыбнулся, глядя на нее.

— Мистер Граф делает инструменты для маэстро Бетховена, — с благоговейным восторгом прошептала она. — Я, с моими скромными навыками, недостойна такого рояля.

— Но я хочу, чтобы вы мне сыграли. Начинайте.

— У вас есть фортепьяно почти в каждой комнате, Роберт. Но позвольте спросить: почему это бесценное произведение искусства вы поставили именно в библиотеку?

— Музыка — глубоко личная вещь для меня, мисс Гамильтон. Так вы будете играть или нет?

— Ну… если вы настаиваете. — Она легко коснулась клавишей, проиграла гаммы, знакомясь с инструментом и разминая пальцы, но вдруг резко остановилась и посмотрела на Хоуксклифа. — Он не настроен!

Хоук кивнул и снова выпил.

— Знаю.

— Вы вызываете у меня просто немыслимое раздражение! — воскликнула она. — Как вы можете держать в библиотеке такое великолепное фортепьяно и даже не настроить его?! Лорд Элдон назвал бы это преступлением.

Он улыбнулся.

— Как бы то ни было, я не стану доставлять вам удовольствие, потому что моя серенада будет звучать как кошачий концерт, пока этот роскошный инструмент не будет настроен. Я не хочу до такой степени дискредитировать свою игру, она и так плоха.

— Ведь вы куртизанка, вы должны быть искусны во всем.

Что еще вы умеете делать?

— Ничего из того, за что вы заплатили. — Она дерзко улыбнулась.

— Вот разбойница! — Он тихо засмеялся, но обманчивый блеск в его глазах по-прежнему не вызывал у нее доверия.

Она окинула взглядом продуваемую сквозняками библиотеку. Нельзя ли его как-то отвлечь?

— У вас есть портрет леди Колдфелл?

Томное выражение на его лице тут же сменилось напряженным.

— А что?

— Хочу посмотреть на ту, из-за которой мы все это затеяли.

Он спрятал глаза под длинными черными ресницами и пошарил в столе. Потом молча протянул ей серебряную шкатулку с золотым замочком.

Бел достала оттуда медальон с изображением молодой девушки с фарфоровой кожей. Она рассматривала портрет, грустя о том, что из мира ушла такая красота.

— Это леди Колдфелл вам подарила?

— Да. — Он забрал у нее шкатулку и снова запер ее. Его мужественное лицо побледнело. — Это автопортрет. Она была весьма одаренной художницей.

Бел примостилась на краешке стола и с интересом слушала его.

— Она догадывалась, что вы ее любите?

— Не знаю.

— Вы никогда не объяснялись ей?

— Конечно, нет.

— Как грустно.

Он пожал плечами. Вид у него был несколько виноватый — ведь он принял в подарок портрет замужней дамы.

— Что в ней пленило вас? — тихо спросила Бел, внимательно следя за выражением его лица.

Он помолчал, не выпуская из рук шкатулку и избегая взгляда Бел.

— Простота. Мягкость. Ах, я не знаю. Понимаете, это была всего лишь мечта. Я любил ее платонически. Я слишком многое переживаю внутри себя, это моя проблема. Внешне же… Ну ведь ничего не случилось. Совсем ничего.

— Вы жалеете?

— Что было бы хорошего для меня, если бы я стал ее домогаться? Я обесчестил бы нас обоих и причинил боль другу.

Грусть, появившаяся в его выразительных глазах, вызвала у нее угрызения совести, и она погладила его по черным шелковистым волосам, чтобы хоть немного утешить.

Он не отшатнулся от ее руки, но все еще не смотрел на нее.

Она тоскливо вздохнула:

— Рыцарская любовь. Я думаю, Роберт, это прекрасно, пусть даже это была только мечта.

— Лучше мечта, чем ничего.

Она отдернула руку, сочтя за благо удалиться, пока инициатива оставалась за ней. Пряча ласковую, почти нежную улыбку, она отошла от стола.

— Желаю вам доброй ночи, ваша светлость.

Он автоматически встал и поклонился, как и положено джентльмену, заложив руки за спину; он снова стал чопорным и неприступным. Кивнув, она направилась к двери.

— Подумайте, какой экипаж вам хотелось бы иметь, — приказал он повелительным тоном. — Завтра я повезу вас в «Таттерсолз».

Бел удивленно обернулась. В ее сознание медленно пробиралось понимание того, что она здесь в безопасности и под его защитой. Она почувствовала это. Хотя Хоуксклиф и флиртовал с ней немножко, он вовсе не собирался нарушать свое слово и ухаживать за ней.

Удивление от этого открытия вызвало радостную волну облегчения… и сожаления. Этот человек не намерен причинять ей зло, а она играла им, заставила его воскресить мучительные воспоминания только для того, чтобы удержать его подальше от себя.

— Мне жаль, что я заговорила о леди Колдфелл, — с трудом выдавила она, но признаться, что это был намеренный ход, не смогла. Ей не хотелось, чтобы он считал ее трусихой — так же как и шлюхой.

— Ничего страшного, — устало ответил он.

У нее перехватило дыхание, когда она посмотрела на его склоненную голову. Он страдает от одиночества, вдруг поняла она и поклялась себе сделать его жизнь счастливой и приятной. Он послан ей свыше, и она сумеет ему помочь. Он похож на нее, хотя и не подозревает об этом: они оба попали в западню, и эта западня находится внутри их.

— Спокойной ночи, мисс Гамильтон.

— Ваша светлость. — Она быстро присела в реверансе в знак истинного уважения, что он не вполне оценил, и, выскользнув из библиотеки, пошла по коридору к лестнице. В душе ее царило смятение.

Опасаясь, что потеряется в этом доме, она первым делом запомнила дорогу до своей комнаты. Найт-Хаус — это дом, выстроенный для того, чтобы потрясать тех, кто приходит сюда. Каждый вид, открывающийся из мраморных коридоров, заявлял о необычайном богатстве и древности аристократического рода хозяина. Все было чопорно, все было совершенно. Дом вызывал мрачные ощущения и больше походил на огромный мавзолей — как если бы Роберт похоронил себя здесь вместе с леди Колдфелл.