Книга Влюбленный герцог, страница 31 – Гэлен Фоули

— Ваша дочь, мистер Гамильтон, принесла вам кое-какие мелочи, чтобы вам было удобнее.

— Папа, он герцог Хоуксклиф. Он очень скромен. Даже чересчур, — прошептала она, улыбаясь сквозь слезы.

— Вот как! — Старик восторженно улыбнулся. — Прошу прощения, ваша светлость.

— Это не имеет значения. — Хоук знал, что говорит слишком властно и резко, но ничего не мог с собой поделать и только сердито смотрел на старого ученого — из-за несчастного выражения на красивом лице Белинды. И о чем думал этот человек? Иллюстрированные рукописи для него важнее этой бесценной девушки?

— Прошу прощения, — вздохнула Бел. — Ты прав — я веду себя глупо. Просто я соскучилась по тебе, старый ты чародей. А теперь давай посмотрим, что я тебе привезла. — И, быстро вытерев слезы, она направилась к койке, куда слуга Хоука положил подарки. — Видишь, папа? Новая подушка и одеяло, бренди и нюхательный табак.

— А разве я нюхаю табак, Линда-Бел? Что-то я не припомню! — И он засмеялся так, словно его пустая голова — это самая смешная вещь на свете.

Хоук, нахмурившись, отвернулся.

— Не знаю, папа, но, во всяком случае, ты можешь дать взятку сторожу, угостив его табачком.

— Ах, верно! Какая ты умная, дочь моя! А ты, случайно, не принесла мне… э-э-э… книг, а? — спросил он нетерпеливо, точно ребенок, ожидающий подарка в рождественское утро.

— Конечно, принесла.

Отец с дочерью закудахтали над тремя новыми книгами, купленными Белиндой, — чрезвычайно скучными трактатами, по средневековой и классической истории; Хоук и его лакей обменялись недоумевающими взглядами.

Наконец старик повернулся к нему:

— Ваша светлость, почему бы нам не откупорить бутылочку бренди, принесенную Бел, и не выпить по глотку, а?

По его непринужденной, джентльменской манере держаться никак нельзя было подумать, что разговор происходит в тюремной камере, а не в домашнем кабинете Гамильтона.

Хоук вежливо улыбнулся:

— Нет, сэр, но я благодарю вас за предложение.

— А как вы… как вы познакомились с моей дочерью, кстати? — спросил Гамильтон.

Наконец-то этого человека заинтересовало что-то, кроме его трактатов!

Если бы его, Хоука, дочь появилась разодетая в пух и прах под ручку с незнакомым мужчиной, он прежде всего спросил бы об этом, после того, возможно, как сбил бы этого мужчину с ног. Хоук приготовился отвечать, но мисс Гамильтон опередила его.

— Его светлость — сама доброта, папа. Его юная сестра, леди Джасинда Найт, — одна из наших учениц, которых я сопровождала в Париж.

— Вот оно что, — отозвался старик, весело улыбнувшись Хоуку. — Как мило.

Хоук наморщил лоб. Разве он называл ей имя своей сестры?

— Бел, дорогая, — продолжал Гамильтон, — а ты и на следующий год будешь преподавать в «Пансионе миссис Холл»?

Хоук вздернул бровь. Преподавать? Белинда старательно избегала его взгляда, беспокойно шагая по камере.

— Буду, если понадобится, папа. Я не отказываюсь от работы, но к тому времени мы, конечно, вернемся в Келм-скот. У меня уже накоплена почти вся сумма.

— Ах! Верно, верно, ты права. Как удачно! Разве она не умница, мистер… то есть ваша светлость?

Хоук смотрел на Белинду, словно видел ее впервые.

Она же, словно почувствовав, что он совсем заблудился в бессмысленном разговоре, пытаясь разобраться в том, чего она никогда ему не говорила, бросила на него взгляд, одновременно предупреждающий и умоляющий.

— А вы, ваша светлость, сопровождали девиц в Париж? — нерешительно осведомился ее отец.

— Разумеется, нет, папа, — ответила за Хоука Белинда с упреком, легонько шлепнув отца по руке. — Его светлость — слишком важная персона, чтобы возить по Европе будущих светских дам.

С нервным смешком, который вовсе не пристал холодной, властной звезде полусвета, она принялась застилать отцовскую койку чистыми простынями, положив сверху новое одеяло и взбив дорогую подушку, набитую гусиным пухом, которую только что купила.

Хоук смотрел на нее, и сердце у него разрывалось от боли. Ведь как, казалось бы, легко — отправиться в магистрат и вызволить ее отца из долговой тюрьмы, но он знал, что ни за что не сделает этого.

Для человека с его средствами сумма долга мистера Гамильтона была ничтожна, но этот легкомысленный глупец заслужил тюрьму — он должен быть наказан за страдания своей дочери. Кроме того, если он вызволит Гамильтона из «Флита», Белинда, чего доброго, не останется с ним, а он, черт побери, нуждается в ней. Для того, чтобы разгадать тайну смерти Люси. Для того, чтобы она жила в его доме и играла на его расстроенном фортепьяно.

Когда вернулся тюремщик с сообщением, что свидание закончено, Белинда обняла отца и пообещала прийти через два дня. Она спросила, нужно ли ему еще что-нибудь; старик Гамильтон ответил, что был бы рад получить бумаги и чернил. Затем он обратился к Хоуку, простодушно глядя на него:

— Для меня большое утешение — знать, что у моей дочки есть надежный друг в огромном мире за этими стенами, ваша светлость. Я перед вами в долгу.

Эти безыскусные слова благодарности были произнесены так обезоруживающе, что Хоук кивнул и потряс протянутую руку.

Белинда, отвернувшись от отца, глянула на Хоука с глубокой благодарностью. И этот взгляд придал всему смысл. Поражаясь собственному недомыслию, Хоук пошел следом за Бел. Лакей, уже с пустыми руками, замыкал процессию, пока они направлялись за тюремщиком к выходу.

Теперь, познакомившись с Гамильтоном, Хоук понял, почему Белинда прилагает такие неимоверные усилия, чтобы держать отца в этом отделении тюрьмы — более чистом, теплом и комфортном. Старый джентльмен не выжил бы в переполненных преступниками общих камерах.

Но он все еще не понимал, что скажет ей, когда они останутся одни. Преподавательница пансиона? Единственное, что он понял из всего этого, — что она преподавала у миссис Холл в ожидании, пока ее жених вернется с войны и женится на ней, но что она в конце концов отказалась и от того, и от другого, решив посвятить себя ремеслу, которое принесет ей больше денег и поможет спасти и себя, и отца. А сейчас ему даже не хотелось думать, какие отношения связывают ее с Джасиндой.

Внезапно впереди послышался шум драки и громкие крики. Завернув за угол в очередном полутемном коридоре, они увидели страшную сцену. Покрытый шрамами надзиратель, которого Хоук видел внизу, огромный, как медведь, с висящим на поясе кольцом с ключами, швырнул к стене дерзкого молодого заключенного и начал избивать его тяжелой дубинкой.

Хоук остановил Белинду. Конечно, надзиратель просто выполняет свою работу, но Белинде видеть это ни к чему.

— Стойте, дорогая. — Он быстро огляделся. — Здесь есть другой выход? — обратился он к сторожу, но тот уже бросился на помощь своему начальнику. И тут Хоук увидел лицо Белинды. Она была до жути спокойна, лицо ее побледнело и походило на гипсовую маску. Она смотрела на тюремщика, крепко сжав губы. В темном коридоре она, бледная и безмолвная, казалась призраком — или ангелом, спустившимся на землю, который опечален происходящим, но отчужден от него. Белокурые пряди ее волос слегка развевались на сквозняке.